Читать книгу - "Из Кисловодска в Кисловодск. 1918–1919 - Всеволод Евгеньевич Милоданович"

Наконец, пароход отчалил и пошел вниз по Дунаю. Берега его в этих местах совершенно неинтересны: на севере – только камыши, на юге – холмы Добруджи, тоже ничем не замечательные. Вечером пароход причалил к пристани города Сулина.

Городок расположен на высоте полуаршина над поверхностью воды в Дунае (вероятно, страдает от наводнений?), но на вид очень симпатичный! За столиками масса публики, наслаждавшаяся относительной прохладой теплой летней ночи, кроме того – это было воскресенье.

Наш пароход – 16 000 т – вероятно, самый большой на Черном море, возвышался над пристанью так, что мы смотрели на город и публику за столиками с высоты птичьего полета. Южный борт парохода был освящен полной луной, и тут мы поняли, что рогожи были повешены не с той стороны. Перевешивать их, однако, никто не собирался. И вот перед сулинской публикой предстала такая линия «ласточек», которой они еще никогда не видели! Затем надо было идти спать.

Мы были на носу корабля, на снижавшейся к середине его палубе, но с брашпиля капало смазочное масло, так что лечь пришлось в обратном положении, головами вниз. Моим соседом слева был кто-то из бывших компаньонов, а справа – прехорошенькая и молоденькая дама, за ней – ее муж, тоже недурной и симпатичный. Они были молодожены. Я подставил себе под голову консервную банку дном кверху и накрыл ее френчем. Затем – полшинели на себя, пол – под себя – и моментально заснул. Благодатная июльская ночь была так тепла, что мы проснулись только тогда, когда под палящими лучами солнца нам стало слишком тепло!

Лоцман провел нас через минное заграждение, и мы поплыли дальше самым тихим ходом (что можно было ожидать иного от турецкого транспорта, захваченного Черноморским флотом во время Мировой войны?). Море было как зеркало и умеряло действие солнца, хотя палуба была такой горячей, что обжигала босые ноги; вставая, нужно было прежде всего натянуть сапоги.

Чем нас кормили – не помню, но, вероятно, все же кормили, так как все доехали благополучно (кроме моей прелестной соседки, которая, по словам ее мужа, заболела дизентерией. Надеюсь, что муж ошибся в диагнозе – соседка была очаровательная, и мне было искренне ее жаль!).

Мы прошли мимо берегов Крыма, но в таком расстоянии, что кроме желтоватых склонов гор в дымке на горизонте разобрать нельзя было ничего!

Отмечу такое происшествие: из трюма вдруг показалась какая-то пьяная образина. «Сейчас же в трюм!» – закричал на нее полковник Мамонтов. Образина исчезла, но часа через два снова появилась и уверяла, что в трюме задыхается. «Моментально обратно в трюм! – последовала сейчас же команда Мамонтова. – Или я тебя выброшу за борт!» И сказав это, Мамонтов обратился к нам: «Надеюсь, что г.г. офицеры исполнят мое приказание?» Офицеры усмехнулись, и Мамонтов тоже. Я так и не узнал, был ли пьяный одним из нас, или чин команды: на офицера он походил мало!

Но вот, наконец, и Новороссийск! Пришли мы, конечно, вечером, когда вход в гавань был воспрещен. Опять неприятная задержка: целую ночь проболтаться в море! Это было бы не так страшно, если бы грозовые тучи не были уже над нами: еще полчаса и разразилась такая гроза, которую мне со времен битвы под Окной не пришлось перенести! Через момент мы промокли до нитки, сапоги были наполнены водой, налившейся нам за шиворот и нашедшей себе путь в сапоги. Палуба покрылась водой, и сапоги стали бесполезными – я снял их и стоял босиком в воде по щиколотку. Но ливень не переставал, и я решил поискать где-нибудь какого-нибудь убежища, так как ливень обещал быть продолжительным, а стоять я уже не мог. Итак, с сапогами в руках, я спустился в трюм в абсолютной темноте, ощупывая каждый встречный предмет, чтобы не провалиться между железом и не наткнуться на что-нибудь острое.

Минут через пять я наткнулся на предмет, который оказался походной кухней, но козлы были, к сожалению, заняты. Я влез на котел и уселся, спустив ноги и держа в каждой руке по сапогу. Подумал, что сейчас усну, и только это подумал, моментально уснул! Сквозь сон я услышал «бум!» – один сапог, «бум!» – другой сапог, а затем полетел и я за ними. Окончательно проснувшись, я определил, что сижу верхом на борту ванны, а одна из моих ног упирается в лицо спящего в ванне! К счастью, во время полета я каким-то чудом успел подставить руки и схватиться ими за борт ванны прежде, чем уселся на него сам, а потому не нанес никакого повреждения ни себе, ни физиономии спавшего в ванне! Я начал извиняться перед владельцем физиономии, но он что-то пробормотал в полусне, что я понял как «пустяки, не стоящие извинения».

Потом я принялся за поиски сапог, и тут мне тоже повезло: они не провалились в преисподнюю, как я опасался, но оказались совсем близко, хоть и на некотором расстоянии один от другого. Я взял их в руки и вышел на верхнюю палубу. Ливень прекратился, немного спустя взошло солнце, и одежда на мне просохла.

Мы вошли в гавань, отшвартовались и стали ждать представителя властей. Он приехал только через несколько часов. На пароходе он куда-то пошел и исчез часа на два. О чем и с кем он дебатировал – не знаю, но помню, что в этот день нам не дали есть, отчего ожидание было еще более тягостным. Было уже далеко за полдень, когда он, наконец, предстал перед нами.

Я ожидал, что нас всех отправят в какое-нибудь пристанище, где нам дадут поесть и выспаться в сравнительном комфорте, но ничего подобного не случилось: мы получили короткое приказание явиться в комендантское управление!

Я стоял босым, с сапогами в руках. Ноги мои уже довольно давно были покрыты поверхностными нарывами, как я предполагал, последствием расчесывания по поводу зуда, причиняемого вшами и не заживавшими после совершенно недостаточного питания.

Представитель Добрармии, поручик, окинул меня взором и спросил: «Вы так и пойдете в комендантское управление?» «А как же иначе? – спросил его я. – Возьмите место на катере, который ходит между пристанью и городом». «Да, но, вероятно, на нем даром не повезут», – сказал я. Поручик задумался на момент, но потом вынул кошелек и подал мне какую-то бумажку: «Это Вам на катер!» Я взял и отошел.

Но тут мне пришла в голову удачная мысль: попробовать