Читать книгу - "Полное собрание стихотворений и поэм. Том IV - Эдуард Вениаминович Лимонов"

брат

Устроил там в зале прощальный парад.

Лежал изболевший, однако, однако

Как красный святой, Первой Конной рубака…

Долматов

Долматов в старом Королёве,

Растрескавшемся, как копыта на корове,

Жил, пламенел, и горевал,

И галстук свой оберегал.

И то был галстук пионерский,

Не офисный, не галстук клеркский.

Он бережно хранил, чтоб красный

Путь через жизнь бы делал ясный.

Эх, Саша! Но тебя убили!

И в Роттердаме, что далёк,

Потух ты, красный уголёк,

В тюрьме за шею прицепили…

Их много, пасмурных и гневных,

Прошло сквозь партию мою,

И вот сейчас тебя пою

С престола лет моих столь древних…

Я многих наших пережил,

Такая мне судьба досталась.

Гляжу, за горизонт умчалась

Процессия моих могил…

Долматов! Боже мой, Долматов!

Конструктор боевых ракет,

Сказал он чужеземцам «нет»!

Погиб в руках у супостатов,

Но тайны твёрдые страны

Остались строги и страшны…

Нет, не коснулись их руками

Голландцы с янки за плечами.

Пусть мой косноязычный слог

Да воспоёт тебя, сыног…

«Уж неуклонно пожелтели…»

Уж неуклонно пожелтели

Твои военные поля.

О, Украина, в самом деле,

Чего ты хочешь, русских зля!

Мы всё равно тебя погубим,

Поскольку руку подняла

На всё, за что дрожим, что любим,

Бандеру старого взяла,

Себе на стяги поместила.

Что ж, шелудивая, пеняй,

Поймёшь, что нет, не надо было,

Но будет поздно, так и знай!

«Жизнь может кончиться всегда…»

Жизнь может кончиться всегда,

Пройдут ночные поезда,

И углем загрязнится ночь,

И никому нельзя помочь,

Вверху зелёная звезда,

Ты воду в ступе не толочь…

Большой ж/д дорожный мост,

Над ним луна во весь свой рост,

«Меня сейчас убьют!

Вот этим трассером с утра.

И кислым писком мошкара

Отдаст меня под суд…»

Торчат кошачие хвосты

Угольной черноты

У залитых луной домов,

Вид страшен и суров…

И в них увидеть ты готов

Медведей или львов…

Вспоминая знакомство с Фифи

Старый, умный и развратный,

Я сидел там аккуратный,

Разделённый на пробор,

И звенел в руках прибор,

О прекрасную посуду,

Кузнецовские тарелки,

Я любил Вас, гадом буду!

С этой Вашей, хвостик белки…

Старый, умный (чёрный член?),

Настоящий Супермен:

В нос шибал одеколон,

В женский носик («Это он?!

Тот, кого ждала ночами,

Влажно чмокала губами.

Вот бродяга, злой какой!

Неужели это мой?..»)

Посмотрел на Ваши ушки,

На олении глаза,

И решил, что быть подружке,

Этой девке скажем «да»…

1970-й

Анне

Дожди идут, и денег нет,

Живём у парка. Осень,

Но микояновских котлет

Ни у кого не просим…

Тогда ты стала вдруг болеть.

Там яблоня в окне была…

Ты порывалась умереть

И много ты спала…

Я полагаю, сорок пять

Прошло красивых лет,

Предполагаю, что кровать

Была причиной бед…

Не нужно было столько спать.

Чудовища из снов

Проникли в комнаты, чтоб стать

Ублюдками углов…

Нам это слесарь Пестряков,

Мерзавец, удружил.

Нам сдал жилплощадь, и каков!

Твою судьбу решил…

А бабка Софья… чей скелет

По комнатам бродил.

Прошли эти сорок пять лет…

Как будто и не жил.

Ни бабки Софьи, ни жены,

Безумной Рубинштейн.

Их съели кладбища страны.

Пил Пестряков портвейн…

О Лорелея, Рейн…

«Светило движется. Большой слепящий диск…»

Светило движется. Большой слепящий диск

Пересекает заросли растений.

И Фараону жжёт его колени,

А он лежит, ласкает одалиск…

Светило – огнь! Светило – печь в лучах!

Тут не помогут паланкин и зонтик!

Но тучи вон сошлись на горизонте,

Как мухи у убитых на очах.

И грянул гром! Взлетели пеликаны,

Фламинго взмыли, перья потеряв.

И сфинксов золотые истуканы

Дождя хотели, головы задрав…

А за рекой, ливийская пустыня

Вся красной глиной трескалась в жаре.

Изида – беспощадная богиня —

Спускалась к Фараону по горе.

«Таких мужчин, как я…»

Таких мужчин, как я,

Ты никогда не пробовала,

О девочка моя!

Многоутробовая!

Таких злодеев, нет,

В тебя не вламывалось.

Я не простой поэт.

Но в Храм из волос

твоих, я руки погрузил,

И вот я их обезобразил.

Я знаю, я тебе не мил,

Но я уж всю облазил…

Сейчас же томная тоска

Тебе на бёдра ляжет,

И боль у каждого соска

Любить меня обяжет…

На Даниловском кладбище

Лизке

Укропом пахнет и травой

На кладбище твоём.

Здесь дух неугомонный твой

Не мёрзнет под дождём.

Здесь не долезет червь злой

До твоего хребта,

Лежишь на кладбище нагой,

И чем ты занята?

Бормочешь стих, поёшь себе

На ультразвуковом?

Жалеешь о своей судьбе

Под острым каблуком

Пришедшей бляди поболтать

С прохожим мужиком.

«Зачем она меня топтать

Здесь, на Даниловском?..»

Укропом пахнет, с ветерком

Доносит пыль и гарь.

Я помню, часто под хмельком

Ходила Лизка встарь…

«Вы, дети хорошие, любите маму…»

Вы, дети хорошие, любите маму,

Уроки готовите в срок.

И ты, моя девочка, Сашка упрямая,

И ты, мой красивый сынок!

Есть также папа, пропахший духами.

Едет в машине он

С головорезами-большевиками,

Сжатый со всех сторон.

Папа печальный, не спящий ночами,

Вам он совсем незнаком,

Но он всегда разговаривал с Вами

На языке неземном.

Средь звёздного праха и лунной пыли

Вы неуверенно с ним

В хаосе Бездны неловко парили,

Ну да, с этим папой своим

«Молчали русские цари…»

Молчали русские цари,

Сугробами повелевая,

Большевики, как фонари,

За ними плавились, сгорая,

Пришла Великая Война,