Читать книгу - "Сефевиды. Иранская шахская династия - Фархад Карими"

пастуху спокойнее, но Надиркули не хотел осложнять отношения с каджарскими эмирами, помощь которых имела важное значение в противоборстве с мешхедским самозванцем. Поэтому он взял с Тахмаспа обещание не убивать Фатхали-хана и поместил того в неприступную крепость Калат. Будучи человеком умным и хорошо разбираясь в людях, Надиркули понимал, что дни Фатхали-хана сочтены, но не хотел выглядеть виновником его гибели – пусть лучше руки в крови испачкает шах. Что же касается каджарских эмиров, то самые ненадежные были арестованы, а казавшихся надежными шах осыпал наградами, и отпадения каджаров удалось избежать. Надиркули-хан, которого шах назначил курчибаши, привечал всех, кто хотел служить под его начальством, не делая различий между представителями разных племен. Такой «интернационализм» пошел на пользу и ему, и шаху Тахмаспу. За верность Надиркули был награжден почетным именем Тахмаспкули[194], и в этом явственно усматривается ирония судьбы, которая вскоре сделает Тахмаспа рабом Надира.

На основании того, что мы знаем о Малике Махмуде Систани, можно считать его умным и предусмотрительным человеком, но, получив известие о низложении и убийстве Фатхали, Махмуд проявил удивительное легкомыслие. Вместо того, чтобы попытаться узнать побольше о состоянии дел в лагере противника, он решил, что теперь-то каджары покинут Тахмаспа, и отправил войско для разгрома его «ослабевшей» армии. Надежды Махмуда не сбылись – Надиркули-хан растер его силы в пыль, да вдобавок захватил все пушки. У Малика Махмуда остался только один выход – запереться в Мешхеде и положиться на Аллаха.

Однако Аллаху была угодна победа другой стороны. Двухмесячная осада истощила запасы продовольствия, а отсутствие надежды на чью-то помощь со стороны плохо сказалось на моральном состоянии защитников города. В ночь с 11 на 12 ноября 1726 года испахсалар Малика Махмуда Пир Мухаммед-хан открыл городские ворота перед воинами Тахмаспа…

Судьба Пир Мухаммед-хана может считаться назиданием всем предателям. Он перешел на службу к Надиру и дослужился до беклярбека Герата, но затем утратил расположение своего повелителя и был казнен по обвинению в измене.

Надиркули-хан сохранил Малику Махмуду жизнь и не стал лишать его свободы, решив, что тот уже никогда не будет представлять опасности, но Малик Махмуд повел себя неразумно. Он завязал отношения с предводителями туркменских племен, надеясь с их помощью вернуть утраченное, и в марте 1727 года Надиркули-хану пришлось его казнить.

После покорения Хоросана под властью шаха Тахмаспа II оказалась бо́льшая часть сефевидской державы (за минусом тех территорий, которые контролировал Мир Ашраф Хотаки, и тех, что отошли к России). Попробуйте поставить себя на место шаха, которому едва перевалило за двадцать. До восемнадцати лет он жил во дворце, будучи изолированным от мира. Каждый его день начинался с мысли о том, не случится ли сегодня какой-нибудь беды – вдруг отец прикажет убить его или ослепить? Отдаленные перспективы тоже представлялись мирзе в мрачном свете, поскольку он был третьим сыном Султана Хусейна и между ним и престолом стояли два старших брата. Опять же, хитросплетения нитей судьбы неведомы смертным, и шахом мог бы стать кто-то из младших братьев, а тот мирза, который не садился на престол, обычно заканчивал свои дни в заключении, будучи лишенным зрения. Подумаешь о такой перспективе и скажешь: «Нет, лучше уж умереть сразу». Это все к тому, что психическое состояние Тахмаспа явно оставляло желать лучшего, особенно с учетом его наследственности.

И вдруг мир переворачивается с ног на голову! Исфахан осаждают дикие афганцы… Тебе помогают бежать в Казвин… Отец убит, и теперь шахом становишься ты, совершенно не представляющий, что тебе нужно делать… Одни советуют одно, другие – другое, голова от этих советов идет кругом, но, к счастью, появляется верный и надежный Фатхали-хан, который знает, что делать… Очень скоро выясняется, что Фатхали-хан не так уж и хорош, точнее – совсем нехорош… Мысль о том, что придется провести всю свою жизнь под диктатом Фатхали-хана, ужасает, но тут появляется Надиркули, а Фатхали оказывается изменником…

От всего пережитого шах Тахмасп стал мнительным и повсюду ему чудилась измена. Чрезмерное усиление Надиркули-хана внушало опасение и шаху, и его окружению. Возможно, что и сам Надиркули допустил какую-то оплошность, поскольку от успехов у него кружилась голова – несколько лет назад он гонялся по степям и пустыням за разбойниками, а сегодня стал курчибаши и самым влиятельным человеком при дворе шаха Тахмаспа. Но вскоре после взятия Мешхеда Тахмасп попытался избавиться от Надиркули-хана. С группой придворных и несколькими отрядами войск шах бежал из Мешхеда в Хабушан[195], где обвинил Надиркули-хана в измене и начал рассылать повсюду послания с призывом выступить против него.

При всем желании бегство шаха в Хабушан нельзя было назвать умным поступком. На чью помощь мог надеяться Тахмасп, если единственной реальной силой, могущей противостоять Надиркули-хану, были афганцы, способные помочь шаху только в одном – ускорить его отход в загробный мир? Тем не менее на шахские призывы откликнулось несколько курдских племен, но Надиркули легко разбил их и вернул Тахмаспа в Мешхед. Для нормализации отношений с хорасанскими курдами Надиркули женился на дочери одного из курдских эмиров. Таким образом, он укрепил свои позиции со всех сторон и был готов приступить к изгнанию афганцев, формально говоря – к возвращению всего Ирана под власть Тахмаспа II.

Разумеется, положение шаха Тахмаспа после бегства в Хабушан заметно ухудшилось – теперь он находился на положении пленника Надиркули-хана, но в то же время хану приходилось считаться с шахом. Точнее, не столько с самим шахом, потомком благочестивого шейха Сефи, сколько с его окружением. Власть Надиркули-хана была велика, но не абсолютна, а в преддверии борьбы с афганцами требовалась консолидация всех сил – пошли Аллах победу, а там мы подумаем и решим, как быть дальше. Вдобавок у Надиркули был один существенный недостаток – низкое происхождение, а происхождение в те времена имело определяющее значение. В свое время эта проблема решится сама собой, когда могущество Надира станет настолько великим, что затмит все прочие обстоятельства, но до этого пока еще было далеко. Надиркули-хану приходилось вести себя подобно канатоходцу, для которого любая оплошность может стать фатальной.

Возвращение отцовского престола стало для Тахмаспа тем, что в наше время принято называть «навязчивой идеей». В принципе, шаха можно было понять, поскольку он мог считаться полновластным владыкой державы (условно, но тем не менее) лишь после церемонии вступления во власть в Исфахане. Поэтому Тахмасп настаивал на скорейшем освобождении Исфахана в то время, как Надиркули-хан считал, что сначала нужно освободить Герат, находившийся под властью афганского племени дуррани (абдали), родственного укрепившимся