Читать книгу - "Рынок удобных животных - Катя Крылова"

дедлайну требует не менее напряженного труда и часто напрямую зависит от способности откладывать отдых и развлечения. Свободное время также превратилось в работу – по развитию коммуникативных навыков, чтению профессиональной литературы, поддержанию полезных связей, самопродвижению.

Представление о том, что работа – это добродетель, а праздность – порок, наносит вред не только людям302, но и животным. Проецируя установки протестантской этики на котов и собак, люди склонны сравнивать их с праздным классом – элитой, живущей на доходы от собственности ради потребления. Здесь важно вспомнить слова Харауэй: «Мне кажется, быть домашним животным – тяжелая работа для собаки, требующая самоконтроля… эмоциональных и когнитивных навыков, соответствующих навыкам хороших рабочих собак»303. Тем не менее даже в академической литературе и текстах зоозащитников положение питомцев в сравнении с животными на фермах и в лабораториях часто называют привилегированным. Вступая в прямое противоречие с этим определением, статистика брошенных животных-компаньонов подтверждает тезис об их уязвимости. Вспомним, что в сравнении со стабильным положением животных-специалистов, труд которых признан таковым, квартирным питомцам жизненно необходимо оставаться удобными – жизнерадостными, послушными, терпеливыми, – чтобы поддерживать удовлетворенность людей в отношениях с ними. Такой труд кажется нам естественным проявлением безусловной любви, которая не предполагает усилий, напротив, приносит животным сплошное удовольствие. Чтобы поддерживать иллюзию безусловной любви в повседневной жизни, животным-компаньонам приходится терпеть неудобства, переживать стресс, подавлять собственные инстинкты и адаптироваться к нашему поведению, среде и распорядку дня. Не каждый знак внимания приносит животным удовольствие – например, прикосновения во время сна мешают им отдыхать. Не менее вреден стресс, вызванный расставанием и долгим ожиданием. Мы понимаем, что жизнь в малогабаритной квартире снижает физическую активность кошек и собак, а стерилизация и кастрация вызывают нарушение обмена веществ и связаны с опасностью развития мочекаменной болезни и ожирения. Жизнь многих домашних животных однообразна, они скучают от отсутствия внешних стимулов, некоторые страдают от пустого возбуждения – иногда я наблюдаю его в глазах кота, которому приходится терпеть запах лосося или курицы, которые готовятся на гриле, но не для него. Вкус диетического сухого корма, предназначенного для профилактики почечной недостаточности, далек от райских пирогов, растущих на деревьях в стране изобилия. Жизнь, которая кажется нам привилегированной, по факту может быть наполнена скукой и стрессом.

Идея безусловной любви животного к человеку похожа на производную фантазии об идеальной романтической привязанности, которая тиражируется в популярной культуре. Эта концепция поддерживает в людях веру в существование родственных душ и возможность безоблачной совместной жизни. Гипотеза абсолютной совместимости редко подтверждается практикой человеческих взаимоотношений, но часто проявляется в восприятии питомцев. Коэволюция с человеком научила собак и кошек понимать настроение и интонации людей, поддерживать зрительный контакт, подстраиваться к распорядку дня своих опекунов и манипулировать их реакциями с помощью прикосновений, вокализаций и взглядов. Развитые коммуникативные навыки помогают им избегать конфликтов, хотя мысль о том, что животные любят нас такими, какие мы есть, очень соблазнительна. Когда в квартирах людей появляются экзотические животные, не приспособленные к жизни с человеком, случаи безусловной любви становятся исключением – вместо удовольствия неудобные животные доставляют дискомфорт, поэтому вскоре многие из них оказываются в приютах или клетках. Так случилось с обезьяной, которую в середине 1990‐х подарили моей однокласснице. Обезьяна рвала шторы, ломала карнизы, кидалась едой и косметикой, кричала по ночам и не хотела общаться с гостями. Сначала ее пытались дрессировать, адаптируя советы из книги по формированию условных рефлексов у собак, но это не помогло обезьяне узнать в одном из членов семьи вожака, и отцу пришлось отвезти ее на Птичий рынок.

В чрезвычайных ситуациях, провоцирующих радикальные изменения обстоятельств повседневной жизни миллионов людей, праздный класс домашних животных оказывается самым уязвимым – даже если люди находят в себе силы хранить верность своим животным, удовольствие, которое мы получаем от жизни с ними, может восприниматься окружающими как роскошь. Так, радиационная авария на Фукусиме-1 выдвинула на первый план физиологические нужды десятков тысяч японцев, эвакуированных из зоны риска. Логика пирамиды человеческих потребностей позволила принести в жертву счастье совместной жизни с питомцами как нечто необязательное. Безусловно, организация отдельного убежища для десяти тысяч людей, владеющих кошками и собаками, требует дополнительных затрат, но в ретроспективе эти расходы выглядят ничтожными в сравнении с потерей «членов семьи». Вместо этого привилегированные животные-бездельники, а заодно и услуги психологической поддержки, которые они оказывали своим владельцам, были квалифицированы как каприз. Как и статус животного-ребенка, так называемое привилегированное положение не обремененного работой животного-компаньона представляет собой пример гибкой индивидуальности, а значит, не подразумевает тех обязательств, которые общество принимает на себя в отношении человеческих детей и элит независимо от обстоятельств. В благоприятных ситуациях положение очаровательного питомца-бездельника отражает добродетели опекуна, позволяющего животному вести праздную жизнь. В условиях кризиса роскошь неделания превращается в уязвимость, животное становится лишним, а пренебрежение ответственностью по отношению к нему может быть оправдано искаженной логикой меньшего зла, то есть приоритетом человеческого благополучия.

Пока центральным элементом нашей собственной идентичности остаются труд и карьера, домашние животные как хронические бездельники выглядят никем. Казалось бы, термин «животное-компаньон», помимо сглаживания иерархического подтекста в отношениях опекуна и питомца, должен способствовать признанию функциональной роли кошек, собак и других животных в экономике услуг, но пока компаньонство воспринимается как удовольствие и привилегия, этот статус не приносит питомцам необходимого уважения. Ситуацию может исправить пересмотр отношения к труду и отдыху, а также деконструкция привычки оценивать полезность зверей по человеческим критериям. Возможно, кризис занятости, связанный с автоматизацией множества профессий, которые до недавнего времени обеспечивали благополучие среднего класса, приведет к тому, что важнейшим компонентом идентичности станет жизненная философия, а не позиция в системе производства и потребления. Если инвестбанкиры, юристы и маркетологи, отвечая на вопрос «Кто вы такие?», будут называть себя экофеминистами, трансгуманистами или анимистами, отсутствие работы постепенно перестанет быть критерием порочности.

Животные, которые зарабатывают

Еще одна особенность восприятия животных-компаньонов также следует из репродуктивного характера их труда. Так как полезный эффект от присутствия питомца трудно оценить в денежном выражении, многим кажется, что животное-компаньон – это чистый расход. В отличие от кошек, ежей и сов, которые работают в профильных кафе и ежедневно участвуют в формировании прибыли, лишь некоторым животным-компаньонам удается внести вклад в доходную часть бюджета своей человеческой семьи. И хотя все функции питомцев, описанные в этой книге, представляют собой аффективный труд, заслуживающий признания и достойной компенсации, завершая главу о животных-работниках, я хочу рассказать о кошках, собаках, выдрах и лемурах, которые в контексте неолиберальной культуры получили возможность приносить измеримый доход. Процент животных, которые позволяют