Читать книгу - "Русские крестьянские ремесла и промыслы - Леонид Васильевич Беловинский"

промыслов, в том числе и лапти. А рядом, во французском павильоне, была выставлена машина… для изготовления деревянных сабо. Тех самых деревянных долбленых башмаков, в которых ходили высокоцивилизованные шведские, норвежские, датские, голландские, бельгийские, немецкие, французские крестьяне…

Но согласитесь, что тяжелая, жесткая, плохо держащаяся на ноге деревянная колодка не идет ни в какое сравнение с легким, эластичным, хорошо сидящим на ноге лыковым лаптем. Холодно – можно намотать суконные онучи потолще, а то и подложить в лапти мелкого сухого сенца. Жарко – используются тонкие холщевые онучи. Конечно, даже хорошо сплетенный лапоть быстро промокает. Но точно так же промокают и даже разваливаются при ходьбе по грязи, лужам и талому снегу самые модные кожаные туфли самых известных фирм. Имелся у лаптя большой недостаток: он был непрочен и через неделю интенсивной ходьбы разваливался. Но на это было свое средство – лапоть с подковыркой: между лыками пропускали свитые пряди пеньки или развитой старой веревки.

Я хвалю лапоть не «теоретически». Правда, ходить в лаптях мне, слава Богу, не довелось, но примерять – примерял. В середине 50‑х годов мы жили в селе, в глухой, северо-восточной части Кировской области, и мои одноклассники из окрестных деревень, в селе жившие в интернате, по субботам отправлялись домой: родных повидать, на родной печи полежать, хлеба и картох из дому принести на неделю. И, если мы учились во вторую смену, они в школу приходили уже в лаптях, чтобы с последнего урока сбежать за семь-восемь километров в родную деревню: не трепать же дорогую покупную обутку. Так мы из любопытства примеряли их лапти. Неплохо! Никому, конечно, и в голову не приходило посмеяться над «лапотниками». Да в конце 40‑х годов лапти целыми связками и в нашем маленьком районном городке в хозяйственном магазине продавались.

Так что лапоть, если его сравнивать с сабо и даже с современной кожаной обувью – штука не простая.

Вот то, что для изготовления миллионов пар мужицких лаптей губились липовые леса – это да. Длина липового лыка большей частью 3 аршина; на пару лаптей шло 12 лык, а одна липка (употреблялись деревья только полутора вершков толщиной) дает три-четыре лыка, так что на пару лаптей нужно было три-четыре деревца. Правда, липа быстро отрастает вновь, образуя пышные кусты. И все равно липовые рощи к середине ХХ века исчезли в России, особенно там, где липа и без того была редкой – в северных лесах. Середина ХХ века указана потому, что еще после войны лапти можно было нередко увидеть на советских колхозниках.

Содранная с липок кора вымачивалась, очищалась и между двумя вбитыми в чурбан лезвиями резалась на узкие лыки. Из них и плели лапти на деревянной колодке, пользуясь кочедыком – большим искривленным железным шилом с деревянной рукояткой, а нет, так заостренным березовым сучком, срезанным вместе с частью ствола. Лапти в России были двух типов: московские, с лыками, расположенными под прямым углом, с округлыми носами, на одну ногу, и мордовские, с лыками, расположенными по диагонали, на левую и правую ноги. Проблема была с задником лаптя, куда сводились все лыки: если его заплести неумело, лапоть быстро развалится. По этому поводу даже существовал исторический анекдот: будто бы Петр Великий, любивший учиться всякому мастерству, попробовал сплести и немудрящий лапоть; плел-плел, а задник никак свести не может. С досады швырнул он недоплетенный лапоть в угол и сказал, что даже и не стоит учиться плести эту нищенскую обутку. Вот откуда, наверное, пошла молва о том, что лапоть – символ крестьянской дикости.

Кстати уж, мало кто знает, что в 1918 году, когда создавалась регулярная Красная армия и ее новое обмундирование, в состав этой формы вошли и… кожаные лапти, плетенные из ремешков.

Лапти были не только из липового лыка. Плелись и «вязни» из более жесткого вязового лыка. Плелись и чуни, или шептуны, из старых, разбитых молотком веревок: этой прочной обувью снабжались шахтеры, ходившие по россыпям каменного угля и пустой породы, и горновые, рабочие кричных горнов, пудлинговых, доменных и мартеновских печей и литейных вагранок, которым иной раз приходилось наступать на брызги расплавленного шлака и железа: туго свитая пеньковая веревка не горит, а только обугливается. Плелись берестяные лапти-ступни, иногда имевшие короткие широкие берцы, наподобие ботинка; это была рабочая обувь, наскоро надевавшаяся на двор, к скоту: береста не гниет, а на дворе было довольно грязно и сыро. Аккуратные праздничные, особенно женские лапотки плелись из окрашенных в разные цвета лык.

Прежде чем обуть лапоть, нога, начиная с пальцев и под колено, оборачивалась длинной узкой онучей – так же, как в Красной Армии позже, до самого 1945 года рядовые, носившие ботинки, оборачивали ногу до колена обмотками. На заднике лаптя были две петельки, через которые пропускалась длинная тонкая мочальная веревка – оборы. С их помощью лапоть слегка стягивался на ноге, и затем оборы по онучам крест-накрест обматывались вокруг голени, завязываясь под коленом. В надетых таким образом лаптях можно было выполнять любую работу, ходить по болотам и косогорам и даже плясать – они не сваливались с ноги. Летом крестьянки иногда обували лапти на босу ногу, предварительно надев на голени паголенки, толсто вывязанные орнаментированные шерстяные чулки без ступни.

Конечно, призывать к возврату назад, к лаптям, не стоит. Да где же и лыка нынче столько набрать. Но не стоит и хулить простой крестьянский лапоть.

Липа давала еще и мочало – довольно прочный тонкий внутренний слой липовой коры, отстававший при намокании. Его заготовка начиналась с мая и шла до конца июня – в период наибольшего сокодвижения у деревьев, когда легко снималась кора. Мочало заготовлялось длиной три или шесть аршин, с лип, достигших на высоте груди толщины четыре-пять вершков; более тонкие липки шли на заготовку лыка. На срубленных деревьях топором делались кольцеобразные надрезы, которыми и определялась длина мочала, затем кора надрезалась вдоль ствола и сдиралась с помощью деревянной лопаточки. С липового бревна в четыре вершка толщины и четыре сажени длины получалось около одного пуда коры, т. е. луба, с шестивершкового дерева длиной шесть саженей – около трех пудов. Один работник мог в день снять в среднем около 15 пудов луба. Снятый луб свозили – чем скорее, тем лучше – на «мочища», – запруженные места ручьев и речек или в специально выкопанные прудики, и погружали в воду на срок от 6 недель до трех месяцев. Затем вымоченный луб расправляли и сдирали мочало широкими лентами. Из пуда луба с нестарой липы получали 15 фунтов мочала.

В России существовал колоссальный мочальный промысел. Ведь мочало шло на набивку мягкой мебели, изготовлявшейся деревенскими кустарями, на тысячи километров веревок разной толщины (крестьянская