Читать книгу - "Палачи и придурки - Юрий Дмитриевич Чубков"

Нервная тишина царила в кабинете.

Бог знает до чего довел бы себя Борис Сергеевич такими мыслями, может быть, до психического срыва, но вдруг в просвете между рядами акаций, там, где начинался вход в скверик, показался знакомый ему вислобрюхий мерин, закованный в хомут и оглобли, и все сразу стало ясно.

Дурацкий, похожий на блеяние смешок пролетел в кабинете.

Вот уже и сама телега показалась в просвете, и на ней во весь рост статуя. И ничего. Зашевелились члены бюро, расправили, разгладили напряженные лица, повылазили из-за штор, сделали вид, будто ничего такого не произошло, никакого не было замешательства в их рядах.

— Ну, мэр, — сказал Егор Афанасьевич, отирая платком пот с лица и шеи, — объяснишь ты нам, что происходит? Куда его везут?

Секунду колебался Борис Сергеевич — была мыслишка продолжать от всего отрекаться, притворяться несведущим, но выскочила и другая: все равно узнают, и окажется он в глупейшем положении.

— Я распорядился. Лежит, понимаешь...

И он рассказал сгрудившимся вокруг членам бюро, как обнаружил почти что на самой свалке, среди мусора, статую товарища Сталина, как усмотрел в самом этом факте кощунственный выпад против завоеваний социализма и героической нашей истории и приказал вывезти ее в краеведческий музей.

— Что ж, — раздумчиво сказал Егор Афанасьевич, — в музей это умно, умно. Только не броско, не в парадных залах, а так где-нибудь, в задней комнате. Но и не в подвале!

Устал ужасно Егор Афанасьевич. После заседания рухнул в свое кресло, изнеможенный.

— Мы тут работаем, уважаемый товарищ, работаем! — покивал он на вопросительный взгляд Генерального с портрета. — На износ! Но мы солдаты партии!

* * *

Следователь Виталий Алексеевич Блохин толкнул парадную дверь прокуратуры и вдруг остановился так резко, что шедшие за ним хлопцы из группы захвата чуть на него не налетели. Остановился и застыл в дверном проеме, одной рукой придерживая дверь, смотрел, как по главной улице города Благова в телеге, запряженной древним одром, везли бронзовую статую Великого Человека, Иосифа Виссарионовича. Толстая проволока, охватившая туловище, цепями казалась, как будто закованного, в презренной колымаге, из самого средневековья везли его на казнь, на Лобное место. И чернь, затаив дыхание, глазела со всех сторон на это захватывающее зрелище.

— Сволочи! — сквозь зубы процедил Виталий Алексеевич, и неизвестно было, кого он покрыл этим емким, звучным словом.

Мерин осторожно ступал короткими ногами и неотрывно смотрел в землю, словно за долгую жизнь разуверился в ней и чего-то опасался. Правил им невзрачный, равнодушный ко всему мужичок.

В несколько покривившемся настроении прошел Виталий Алексеевич к ожидавшей «Волге», парням из группы захвата махнул на милицейский «газик» с мигалкой.

Вот и прилетели...

Вот и коснулся самолет родной земли в аэропорту города Благова — сначала прикоснулся, словно попробовал, и в следующий момент опустился на нее грузно всем стремительным телом, и земля охнула и поднатужилась, чтобы вынести на горбу своем и эту тяжесть, и это наказание.

Всеволод Петрович радостно вздохнул и отстегнул надоевшие ремни. И пока выруливал самолет на предназначенное ему место, он выглядывал в иллюминатор и волновался. Не терпелось профессору встретиться с коллегами, с учениками своими — веселенькая весть сидела в нем, и поделиться ею страсть как не терпелось. В Токио имел встречу он с одним богатым шейхом из Кувейта, деловым человеком, вкладывающим большие деньги в медицину. Шейх выразил желание купить три технологии, разработанные Всеволодом Петровичем, да и вообще пожелал поближе познакомиться с их центром. Возможно, скоро и прибудет в Благов с этой целью. Значит будет у них валюта, на которую можно закупить японское оборудование. Прекрасные открываются перспективы. Прекраснейшие!

Вырулил самолет, остановился и умолк, разверзлась дверь в боку его, впустив внутрь солнечный полнокровный день, потянулись пассажиры к выходу, и вклинился Всеволод Петрович в их неповоротливую спотыкающуюся цепь, вырвался наконец на волю и, обдуваемый легким ветерком, спустился по трапу на шатких от долгого полета ногах. На земле людская цепь расползлась, разорвалась, образовались отдельные кучки торопящихся к зданию аэропорта пассажиров, поспешил и он. Вслед за другими втянулся в показавшийся темным и мрачным после яркого дневного света зал прилета и остановился, разглядывая встречающих. Ага, вон стоит Анвар Ибрагимович, но почему-то одинокий и грустный. И растопырив руки для объятий, улыбаясь, приглашая улыбкой и Анвара Ибрагимовича порадоваться вместе, пошел он навстречу, и Анвар Ибрагимович сделал к нему два шага, но опять же с унылым, застывшим лицом, что мгновенно поразило Всеволода Петровича. Однако не успел он поразиться до конца и что-нибудь подумать, как почувствовал, что правая рука его крепко схвачена, с боков и сзади оказался Всеволод Петрович стиснут молодыми людьми в строгих костюмах, портфель из левой руки как-то сам собой перекочевал в чужие руки, а перед лицом его вырос мужественного вида мужчина и сверкнул в глаза ему золотой улыбкой.

— Всеволод Петрович Чиж? — спросил мужчина, и не дожидаясь ответа, кивнул с небрежностью, с какой рыбак выбрасывает мелкую, ни на что не годную рыбешку. — В машину!

И подхватили крепкие молодые люди профессора и понесли, потому что сам он от изумления не смог бы сделать ни одного шага и оставалось ему только перебирать по цементному полу ногами. Мелькнуло перед ним лицо доцента Ниязова с отвисшей челюстью.

— Анвар Ибрагимович! — слабо вскрикнул профессор, как будто бы прося защиты, но в тот же миг скрылось лицо доцента.

А со всех сторон вперились в него жадно-любопытные взгляды, и под этими взглядами корчилась его душа и ныла. Останавливались люди и глазели, и это было самое ужасное. «Террористы!!!» — наконец хоть что-то смог сообразить Всеволод Петрович, но сейчас же и понял, что глупо. Какие террористы в городе Благове! Что им здесь делать! Хотя...

— Постойте! — попытался он упереться ногами в пол, приостановить свой вынужденный полет.

Приостановился и шедший чуть впереди и сбоку мужчина, очевидно главный среди них, и глянул скучающими глазами.

— В чем дело? — спросил он строго.

Однако приостановка, замешательство секундное, словно бы обрушило на голову Всеволода Петровича царившее в зале любопытное изумление, предметом которого сам он являлся. Лица любопытствующих граждан двоились, множились.

— Поймали! — сказал кто-то удовлетворенно.

И Всеволод Петрович