Читать книгу - "Дочь короля - Обри Давид-Шапи"

за доброе расположение ко мне […] и не думайте, сестра моя, что я вам не доверяю, так что можете быть уверены: все, что я могу для вас сделать, я сделаю от всего сердца, и я хотела бы быть рядом с вами, чтобы больше поведать вам о своих желаниях. […] Я с нетерпение жду ваших маленьких собачек, и если у меня есть те, которых вы хотели бы заполучить, я не пожалею их для вас. Что касается вас самих, сестра моя, то я молю Бога, чтобы он хранил вас в своей святой заботе. Написано двенадцатого февраля.

Ваша добрая сестра Анна[282].

Другие письма показывают, что обе Анны активно сотрудничали в таком важном вопросе как организация браков для дам из своих свит[283]. Весьма вероятно, что принцесса Анна сохраняла при дворе превосходство над своей снохой в течение нескольких лет. Очевидно, что "Великая мадам" была оттеснена от власти вовсе не Анной Бретонской, как некоторые утверждают, а Луизой Савойской, причём только в 1515 году.

Принцессы Империи и Италии

Вопрос отношений с императорским домом был крайне важен, так как Францию со всех сторон окружали непримиримые враги, правившие во Фландрии, Испании и Австрии, тем более что отказ от Маргариты Австрийской в июне 1493 года сопровождался потерей территорий, которые Людовик XI с таким трудом приобрел. Анна отчетливо осознавала необходимость заключения мира с домом Габсбургов. В письме к своему брату Франческо, маркизу Мантуи, Клара Гонзага описывает пышное и торжественное возвращение Маргариты во Фландрию в 1493 году:

Мадам Маргарита отправилась во Фландрию к монсеньору, своему брату, с большой честью и пышностью, с богатыми и великолепными подарками: каретами, кроватями, гобеленами и золотыми тканями, а также роскошным буфетом с серебряными и золотыми вазами, её кубок для питья был наполнен великолепными драгоценностями. Сопровождавшие её сеньоры и дамы уже вернулись, и те, кто видел её, говорят, что это было прекрасное и необыкновенное зрелище — лицезреть её с такой благородной свитой[284].

Несомненно, что Анна попыталась хоть как-то загладить вину за позорный отказ, который Маргарита переживала как настоящее предательство и унижение. По-видимому, обе принцессы сохранили какие-то отношения, о чём свидетельствует письмо Маргариты к герцогине Бурбонской много лет спустя, в 1514 году, в котором она выражает соболезнования в связи со смертью бастарда Людовика Бурбонского, камергера эрцгерцога Карла:

Мадам, моя добрая тётя, я от всего сердца вас приветствую. Я полагаю, что вам хорошо известно о кончине бастарда Бурбонского. […] И я уверяю вас, моя добрая тётя, что мне очень жаль, что он умер, ибо он был хорошим человеком, и я молюсь, чтобы Бог принял его душу и дал вам, моя добрая тётя, то, чего вы больше всего желаете[285].

А как насчёт Италии, где также было много влиятельных принцесс? Нам хорошо известно какой интерес и какие амбиции во Франции, в период Итальянских войн, вызывал полуостров, описанный в письме Карла VIII герцогу Пьеру Бурбонскому как "райский уголок". Хотя принцесса Анна не одобряла итальянскую авантюру своего брата, ей, как обычно, пришлось действовать прагматично и реалистично. Раз уж король решил предпринять эту экспедицию, его нужно было поддержать. Поэтому хорошие отношения с мелкими трансальпийскими государствами были политической необходимостью. Уже упоминавшаяся Бонна Савойская могла бы послужить верным проводником французской политики в Милане, но она проиграла в противостоянии с герцогом Лодовико Сфорца. Поэтому пришлось обратиться к другим принцессам: в Мантуе — к герцогине Изабелле д'Эсте, в Милане — к сестре последней Беатриче д'Эсте, а Клара Гонзага, жена Жильбера Бурбон-Монпансье, играла во Франции роль посредницы в итальянских делах.

Клара Гонзага прибыла во Францию в начале 1480-х годов. Будучи дочерью герцога Мантуи Федерико Гонзага, Клара вела регулярную переписку со своей семьей, к которой была искренне привязана, будь то её брат Франческо II и его жена Изабелла д'Эсте или её сестра Елизавета, герцогиня Урбино, сделавшая двор своего мужа значительным центром эпохи Возрождения. Через Изабеллу Клара поддерживала связь с герцогиней Милана Беатриче д'Эсте, а также с герцогиней Феррары Элеонорой Арагонской, с которой была в дружеских отношениях. Последняя была женой франкофила Эрколе д'Эсте, отца Изабеллы и Беатрисы, вставшего во время Итальянских войн на сторону Франции, в то время когда его мантуанский зять вступил в союз с венецианцами против французов. Клара была так привязана к своей семье, что дважды, в 1486 и 1494 годах, приезжала в Мантую и поскольку она считала себя принадлежащей к обоим домам — Гонзага и Бурбонов, то подписывала свои письма как Клара Гонзага-Бурбонская. Подобно принцессе Анне, пытавшейся сочетать верность домам Франции и Бурбонов, Клара стремилась к франко-итальянскому взаимопониманию.

Во Франции Клара и её муж Жильбер Бурбон-Монпансье пользовались благосклонностью и покровительством супругов де Божё и королевской четы. Именно принцесса Анна, как покровительница Клары, сделала её фрейлиной новой королевы, и с тех пор Гонзага входила в круг приближенных герцогини Бретани, а также герцогини Бурбонской, которая иногда вела себя с ней как настоящая госпожа. Об этом свидетельствует тот факт, что Анна конфисковала фамильные драгоценности Клары, посчитав её слишком расточительной и опасаясь, что её детям они не достанутся. Сеньор де Момон, советник Жильбера и управляющий делами его детей, написал Кларе по этому поводу очень красноречивое письмо:

Мадам, как вам хорошо известно, мадам Бурбонская находясь в Жьене прислала за мадам де Ла Тремуй, оказала ей самый шикарный приём, какой когда-либо та получала, и целый день не сказала ей ни слова ни о вас, ни о ваших детях, хотя той очень хотелось завести об этом разговор. Но потом она много рассказала мадам де Ла Тремуй о вас и о ваших детях, и среди прочего, что вы должны приехать в Мулен, и чтобы за вами послали, и чтобы ваш бедный дом привели в порядок, и что вы очень плохая хозяйка, и что для блага монсеньоров, ваших детей, будет лучше, если вы получите свой дауэр, […], и показала ей ваши украшения, сказав, что хранит их для свадьбы своей племянницы, и что она прекрасно знает, что если они будут у вас в руках, то вы распродадите их одно за другим[286].

Таким образом, герцогиня навязывала свою волю дамам из её семьи. Но, что бы Анна ни думала о своей кузине, та была незаменимым связующим звеном между Францией и Италией. Через Клару, проводившую с ней в Мулене недели, а то и месяцы, Анна узнавала, что происходит, и, что говорят при дворах Северной Италии, даже не имея необходимости вести регулярную переписку с итальянскими принцессами. Вольно или невольно Клара держала Анну в курсе событий и помогала