Читать книгу - "Просроченный долг - Йожеф Лендел"

Андрей махнул рукой.

— Отдаст. Подумает и отдаст.

— Плохо ты Евсея знаешь. Жадный, как черт. Это видать сразу, нетрудно увидеть. Но ты того не знаешь, что он три раза женился и сейчас уже третий дом спускает. Уже покупателя ищет. Лучший дом в деревне. Коли озлится, и дома ему не жалко.

— А я так думаю, отдаст он собаку. Хотя бы из-за охотничьего самолюбия. Потому что эта собака больше его не слушается.

Миша взял кружку с простоквашей, но поставил обратно, не пригубив. Теперь он говорил как обычно.

— Андрей! Признайся, положа руку на сердце: ты ее глазом приворожил или прикормил?

— Ни глазом, ни едой. Ты дал ей немного еды. Я ничего. С субботы, конечно, мы с ней кормимся вместе.

Миша разозлился:

— Не отвечаешь? Глазом привораживаешь? Заговариваешь?

— Нет.

— И не можешь?

— Нет.

— Ну, ладно. Но в деревне уже поговаривают, будто ты глазом привораживаешь.

— Евсей говорит?

— Для этого много не надо, даже Евсея. Варвара толстозадая еще и побольше знает. Рассказать?

— Ну, рассказывай… — Андрей нарезал хлеб.

— Знает она, что в ночь с субботы на воскресенье, не в эту, а прошлую, когда она была в лесу. Ну, Варвара. На прошлой неделе, в новолуние, тогда лучше всего. Она ревматизм лечит муравьями. Слыхал про такое?

— Слыхал! Муравьиные укусы, это в прежние времена старики знали, ревматизм лечат. Новолуние тут ни при чем.

— Ну, уж не знаю, при чем или ни при чем. Значит, говорит, стоит она, так сказать, в чем мать родила посреди муравейника и вдруг слышит: беглые заключенные по лесу идут.

— Да неужто? Дальше что?

— Дальше слышала, что у тебя были. Что забрали весь твой хлеб, всю махорку. Правда?

— Сам знаешь, что неправда.

— Ладно, я-то знаю. Только хотел, чтобы ты сам сказал. А еще говорит, ну, Варвара, будто тебя потому не убили, что ты тоже из этих.

— Ты ж говоришь, она голая посреди муравейника стояла. Откуда тогда ей известно, где были беглые арестанты и что забрали?

— И то правда! — К Мишке вернулось хорошее настроение. — Вот и я сразу спросил: «Варвара, кума! Ты, стало быть, в чем мать родила стояла, чтобы муравьи тебя щипали? Может, тебя беглые щипали?» Ты бы слышал, чего она мне на это наплела! И охота мне шутки шутить, когда она такого страху натерпелась, аж дыханье сперло. Ведь они рядом сидели, под деревом, и делили добычу. Она побожиться может, хоть перед алтарем, не то что перед законом. Так всё расписала, вот те крест, что человек поумней меня — и тот поверит.

— Пускай верит кто хочет! Всё равно неправда.

— Не совсем так, ты сам увидишь… Знаешь, что мы сделаем?

— Ничего.

— Как это — ничего? На будущей неделе оба поедем в деревню. Вместе. И ты поговоришь с Евсеем. Идет?

— Я подумаю.

— А теперь позови ее. — Миша мотнул головой в ту сторону, где жгли уголь. — Голодная, небось.

Чужак вышел на крыльцо. Тихонько хлопнул по колену ладонью. Собака вихрем примчалась к нему, чуть не сбив с ног.

На другой день они ездили за дровами. Когда они неспешно брели обратно позади скрипучей телеги, Миша уже издалека заметил, что к коновязи возле избушки привязан вороной жеребец.

— Председатель сельсовета пожаловал, — обеспокоено сказал он. — На Соколике. — Он запустил пальцы левой руки в бороду. — Уж не стряслось ли что?

— Со мной нет, — ответил чужак.

— Тогда ладно. Видишь, это тот самый жеребец, что прижал к стене конюха, а теперь девчонку слушается. Только эта девчонка да председатель решаются сесть на него верхом.

Чужак пожал плечами.

Они как раз подошли к спуску в расщелину, где требовалась осторожность. Чужак просунул между спиц жердь, а Миша прошел вперед и взял под уздой привязанные сбоку телеги поводья. Чужак с запасной жердью в руке подпер плечом кренящуюся набок телегу.

Так они спускались, делая вид, что не замечают гостя.

Когда они преодолели спуск и подвели телегу к краю ямы, человек, который до этого сидел на крыльце, поднялся.

— Бог в помощь! — громко сказал он.

Только теперь оба углежога посмотрели в его сторону и почти в один голос откликнулись: «Благодарствуйте».

К ним, прихрамывая, шел мужчина в черных галифе и военном френче. Сперва пожал руку Мишке, потом чужаку. Расстегнул карман френча и достал портсигар. Угостил обоих сразу и дал прикурить от зажигалки. Это был человек с худым, нервным, впалым лицом, видно было, что фронтовик.

— Ну, как, угля хватит?

— Думаю, да, — уверенно заявил Миша.

— Я имею в виду, чтобы с запасом. Ведь во время жатвы ты, дядя Миша, на зерносушилку пойдешь. Как всегда, знаешь…

— Вечно в самое пекло! Как черта какого. Грешные души поджаривать. Етить, твою мать!

— Хлеб-то не грешная душа?

— Хлеб-то нет. Только остальные — все до единого.

Чужак, показывая, что этот разговор его не касается, начал распрягать лошадь.

— Я бы с вами хотел малость потолковать, — сказал, обращаясь к нему, председатель. — Лошадь сам распряжешь, дядя Миша.

— Это можно! — с готовностью согласился Миша и пошел к лошади.

Чужак подошел поближе. Председатель подождал, пока Миша выпряжет и уведет лошадь.

— Во-первых, — сухо, по-фронтовому, начал он, — колдун вы или ведун или еще кто — всё это глупости. Говорить об этом не будем.

Чужак кивнул.

— Второй вопрос я вынужден вам задать, поскольку мне сообщили как лицу официальному. Короче! Утверждают, что девять дней назад, в ночь с субботы на воскресенье, здесь, в этой избе, были беглые заключенные. Это правда?

— Нет.

— Утверждают также, будто они забрали у вас хлеб и махорку. Скажем, силой.

— Не были у меня. А если бы и были, я без принуждения отдал бы хлеб и махорку.

— Стало быть, из симпатии? — нервно спросил председатель.

— Стало быть, чтобы меня не убили. Но тут никого не было. Я даже и не знал, что сюда заходят беглые. Из моих документов вам должно быть известно, что я никогда и ниоткуда не бежал. А что бежать мне не было причин, достаточно, что я сам знаю.

— Это всё? — спросил председатель.

— Всё.

— Ладно. Закончили! Теперь третий вопрос. Собака Евсея.

Он осмотрелся. Он думал, что увидит собаку, ведь она должна быть где-то здесь, в лесу. Но ни пока он здесь дожидался, ни сейчас никаких признаков собаки он не обнаружил.

На самом деле Найда, которая в отсутствие углежогов стерегла дом, завидев верхового, спряталась в кустах. Теперь она следила оттуда. Найда хорошо знала и лошадь, и верхового. При их приближении она не издала ни звука. Все свои силы она берегла