Читать книгу - "В тесных объятиях традиции. Патриархат и война - Нона Робертовна Шахназарян"

населения, до крайности обострившая этническое самосознание. Оказавшись в окопе и будучи обстреливаемыми различным оружием уничтожения, в гораздо большей степени ощущаешь себя армянкой или армянином, чем при выполнении повседневных житейских дел в мирное время, признаются информанты. Этническая война, в частности в Карабахе, это тот случай, когда 24 часа в сутки каждый час человеку напоминают о том, какой он национальности, до крайности обостряя его коллективную идентичность. Естественно и объяснимо, что это приводит к брутализации людей в ходе военных действий, а то и долго после них. (Отмечу в скобках еще одно вопиющее противоречие, а именно: к брутализации даже самого «низкостатусного» мужчины относятся с пониманием и уважением к его прошлому, чего отнюдь не увидишь в отношении женщины даже самой «высокостатусной»). Но, так или иначе, в моем представлении образ Сатеник никак не вписывается в образ воинственной амазонки. Каким-то образом ей, как и многим воевавшим женщинам, удалось избежать брутализации. Она не произвела ни одного выстрела в цель, не убила ни одного человека. Я спрашивала ее об этом специально. Только лишь спасала, только лишь оказывала посильную помощь, проявляя удивительную смелость и сноровку.

Глава 4. Юные ветераны карабахской войны: жизненные истории военной «молодежи»[252]

Эта часть книги[253] — о ветеранах Карабаха, чьи молодые годы пришлись на время войны в её активной фазе. Речь пойдет о рядовых юношах, подчас мальчиках, жизнь которых подчинилась законам войны, стала ее частью. В начале ΧΧΙ в. вооруженные конфликты продолжают определять жизни миллионов молодых людей в мире: два миллиона детей были убиты во время военных действий, шесть миллионов получии тяжелые увечья, примерно десять миллионов подверглись перемещению (Daiute 2009). Подсчитано, что более чем 250, 000 детей в возрасте 7–18 лет активно вовлечены в локальные конфликты в более чем 40 странах (Denov and Maclure 2007). В таком контексте участие детей (или почти детей) в военных действиях ставит вопросы, актуальные сегодня во всем мире. Каковы последствия этого участия для самих детей/молодых и общества в целом? Какого рода солидарности порождает опыт подобного рода? Кто или что являлись катализаторами выбора стратегий риска и активного участия в военных действиях? Как этот выбор влияет на идентичность детей и их дальнейшую жизнь?[254]

Комбинация слов молодежь военного времени в отношении этих групп звучит немного натянуто, потому что, если исходить из перспективы, что молодежность категория социальная, то испытания и потрясения, которые выпали на их долю не имеют к молодежности как субкультуре, как социальному явлению равным образом никакого отношения.

Молодежность как отдельная культура начинается с молодежного досуга и в условиях изменений патриархальных гендерных режимов. Ничего подобного не наблюдается в Карабахе военного времени. Подчиняясь требованиям форс мажорной ситуации, молодежь была вовлечена в реальную взрослую жизнь. В то же время поведение молодых ветеранов несет в себе некоторые признаки современной молодежной контркультуры в виде открытых форм мятежной активности и пропаганды отчасти анархистской идеологии: игра, а не работа; наркотики, а не спиртное[255]. Наряду с этим они категоричны в своем консерватизме в отношении некоторых вопросов, например, сексизм, гомофобия: тут критерий их оценки меняется на авторитарно-патриархальный, и в этом обнаруживается противоречие. Судя по нешуточным проблемам, перед которыми мальчики встали в самом нежном возрасте, они как бы так и не были/не стали молодежью никогда, перепрыгнув эту ступень социализации и оказавшись сразу во взрослой, серьезной и трудной жизни. Этот факт наложил отпечаток на их поведение и жизненные траектории в целом. Каждый из них переносит этот опыт по-своему, зачастую все еще не оправившись от шока и боли спустя 15 лет.

Представление протагонистов. Камнепад (Kyrypyranuk) — война подростков. Мартуни[256] — маленький городок, районный центр одного из пяти районов Нагорного Карабаха. Сначала его называли поселок городского типа, но когда в городе появились светофоры, его жители с гордостью стали называть его наш город. Это было сообщество очень напоминающее по своим повседневным практикам сельскую общину, члены которого знали друг друга в лицо и вообще достаточно много друг о друге знали. Почти единственным местом развлечения до 1988 г был кинотеатр Саят Нова, где иногда крутили действительно неплохие фильмы, но при этом все фильмы проходили очень жесткую цензуру директора кинотеатра. В результате большинство картин, за исключением советских фильмов идеологически-патриотического содержания, наделялись ярлыком «дети до…» — эти самые дети даже не трудились договорить — дети до 16 лет к просмотру не допускаются. Если же ценой неимоверных ухищрений подростки проникали на вечерний сеанс с «заклейменным» фильмом, посреди просмотра в зале включали свет и директор кинотеатра самолично идентифицировал (он знал родителей и возраст каждого) и выводил из зала нарушителей цензуры и пристойности. Только в самом начале 90-х появились видеомагнитофоны, которые можно было взять в прокат вместе с кассетами голливудских фильмов, по большей части боевиков-блокбастеров. На дискотеки, даже если они и организовывались местными массовиками-затейниками, студентами, приехавшими на лето из российиских вузов, девочек родители мало пускали, во избежание досужих разговоров, или злых сплетен. Мальчикам, правда, можно было ходить всюду и без ограничения во времени, но особо и некуда было. Библиотека, содержание которой было использовано в самых различных целях как утиль в ходе войны, и в мирное время представляло собой зрелище в общем-то жалкое даже по советским меркам. Тем не менее органы «Союзпечати» предоставляли возможность (эксклюзивную, конечно, только для избранных) подписки на многотомные собрания сочинений различных советских и непротиворечивших советской пропаганде иностранных авторов. Доступ к ним был ограничен, а книги превращались часто, как собственно все-все товары в советский период, в предмет реализации «по блату», по завышенной в сравнении с государственной цене. Словом, при очень большом желании молодым людям занять себя можно было, но в целом картинка вырисовывалась довольно монотонная и унылая. В таких условиях карабахские политические волнения 1988 стали настоящим праздником духа, весельем, взрывом серой рутины. Жизнь вдруг стала полна событий. А что еще может желать мальчишка захолустного городка 14–15-ти лет.

Армена (1974) называют в Мартуни Люр, потому что как-то ребенком он искаженно произнес слово люр вместо руль. Так к нему и прилипло. Армен родился и вырос в Мартуни в семье воспитательницы детсада и бывшего милиционера, перешедшего на частные ремонтно-строительные работы. Имеет младшего брата, сестру, овдовевшую в войне, и племянницу. Отец погиб от инфаркта прямо на поле боя. Рано стал помогать родителям, работал пекарем в первой кооперативной пекарне. Девятиклассником бегал со сверстниками кидаться камнями в азербайджанские машины, проезжавшие через Мартуни. В общем, как