Читать книгу - "Постчеловек: глоссарий - Рози Брайдотти"

узел в сети обмена данными. Этим можно описать положение населений и правительств, известных в политике и философии как субъекты, с той же легкостью, какая доступна чипам умной пыли.

См. также: Алгоритмические исследования; Политические тела; Земля; Не-человеческая агентность; Война.

Райан Бишоп

(Перевод Ольги Чумичевой)

Гиперморе

«Новые степени свободы, третий акт» – аудиоспектакль с инсталляцией, чья премьера состоялась в рамках события под названием «Постчеловеческая эра стала девушкой» в Галерее Южного Лондона 26 июля 2014 г. Эта история есть, по сути, ода нашему живому как вода, биологическому интеллекту в сравнении с буквально высушенной, выстроенной на силиконовой основе дискуссией о трансгуманизме. Событие проходило в зоне, воспроизводящей океаническую среду такими средствами, как голубой свет, формованный лед и пуфики из морских губок. Пространственный аспект призван усилить у слушателей ощущение водной среды, изображая людей в качестве аватаров воды. Здесь меня интересовали как универсалистская сторона признания нас самих частью более крупной водной среды, так и разрушение экстропийной иллюзии избавления от биологического интеллекта в человеческом состоянии с заявлением фактически, что чем совершеннее технологический процесс, тем больше он использует (виртуальную) воду. Работа является частью «Новых степеней свободы», серии перформансов с онлайн-компонентой, задуманной совместно с графическим дизайнером Йоханной Лундберг. В основе проекта лежит идея о том, что тело больше не может быть свободным онлайн, поскольку интернет оказался недостаточно виртуальным. Взамен исследуются различные гибкие способы идентификации текучести и автономные зоны офлайн-мира.

Дженна Сутела и Иоханна Лундберг. Новые степени свободы. Акт 3, «Вода». 2014.

Аудиовоспроизведение, кресла из морской губки, голубой свет, формованный лед.

Фото: Фелисити Хэммонд

См. также: Океаническая гуманитаристика (Blue Humanities); Леса; Постледниковое; Море головокружения (Vertigo Sea).

Дженна Сутела

(Перевод Елены Глуховой)

Гиперсоциальное

Термин «гиперсоциальное» появляется в финале памфлета Жана Бодрийяра «В тени молчаливого большинства, или Конец социального». Там описывается то, что Бодрийяр называет «гиперреализацией социального», то есть его преображение из референта в модель (Baudrillard, 1983: 85; Бодрийяр, 2000: 93). В антигуманистической постмодернистской философии Бодрийяра социальное означает не универсалию, а наделено лишь «эфемерным существованием», проваливаясь между домодерными и постмодерными обществами. То есть «обществами, которые обходились без социального» и функционировали посредством «символических структур взаимных обязательств», и обществами, находящимися в процессе завершения социального – «они хоронят его тем, что оно в них симулируется» (Ibid.: 67; Там же: 74). В модерных обществах социальное выражало «динамическую абстракцию», основанную на гипотезе существования «социальных отношений». Оно работало на «функциональную интеграцию остатков» (тех, кто был «исключен» и взят на попечение государством модерна) и функционировало как «место конфликтов и противоречий истории» (83; 91). Таким образом, модерное представление о социальном подразумевает «основание реальности», произведенное «централизованным пространством перспективы», которое дает «место эффектам истины и объективности» (68; 75). Таким образом, для Бодрийяра «социальное умирает в пространстве симуляции», там, где «реальное и рациональное… неразличимы», где «нет даже и вхождения моделей в реальность», а есть «мгновенное, осуществляющееся здесь и теперь преображение реального в модель» (83; 92–93). Подобно гиперреальному, упраздняющему реальность, гиперсоциальное упраздняет социальное, «но это упразднение не является грубой деструкцией. Оно выступает возведением реального в ранг модели» (84; 93). Таким образом, гиперсоциальное указывает на превращение социального из референта в модель, оно задействует стратегию «разубеждения в возможности хоть какой-то реальности», которая «подавляет реальность тем, что заставляет ее постоянно разрастаться, становиться гиперочевидной и, однако, навязывать себя снова и снова»; она «упраздняет всякое различие между ней и ее репрезентацией» (85; 93–94). Одним из последствий этой новой конфигурации для Бодрийяра стало то, что гиперсоциальное положило конец «социалистической иллюзии», этой идее о том, что существует «настоящая» социальность, скрытая социальность», которая может обосновать социализм как «оптимальное коллективное управление потребительной стоимостью людей и вещей» (80; 88). В то время как Маркс мечтал о повторном поглощении экономического «(улучшенным) социальным», то, с чем мы имеем дело у Бодрийяра, – это повторное поглощение социального «(ухудшенной) политической экономией – просто-напросто управлением» (81; 90). Следовательно, для Бодрийяра гиперсоциальное – это оборотная сторона социализма, то есть это кульминация процесса, посредством которого социальное сначала упразднило политическое, а затем, вместе с гиперсоциальным, было вновь поглощено экономическим (81; 90).

Отсылка Бодрийяра к концу социального и возникновению гиперсоциального преследует современные дискуссии о новых формах социальности, примером чего служит превращение социального в «визуализацию информации», которая действует как модель, с чьей помощью функционируют средства массовой информации нового типа (социальные сети). Эта модель представляет собой «социальную сеть», основанную на математической абстракции теории графов, – она одновременно удваивает и по-новому наполняет социальное (Lovink, 2012). Наиболее очевидными местами подобной реконфигурации являются платформы социальных сетей (например, Facebook◊, Twitter, Google+, Instagram◊, LinkedIn и т. д.). Их, таким образом, можно рассматривать с точки зрения бодрийяровского гиперсоциального как средство, с чьей помощью социальное модерна поглощается новым медиумом, социальной сетью, которая перестраивает социальное в процесс циркуляции, защищенный сетевыми протоколами (Foucault, 2009; Фуко, 2011; Terranova, 2015). Современные критики социальных медиаплатформ вторят Бодрийяру, когда утверждают, что социальное, моделируемое сетями, представляет собой «общественное без общества». Оно вводит в действие новые формы контроля, исключая возможности солидарности и отождествления с коллективным, а также разрывает все связи с социальным воспроизводством. Такова точка зрения феминистской политической экономии (Dean, 2013; Fortunati, 2007). Утверждается, что такая новая конфигурация «социального» функциональна для «реорганизации неолиберальной правительности (governmentality)» с ее технологиями алгоритмического управления (Davies, 2015; Morozov, 2014). Таким образом, высказывается мнение, что новое социальное или гиперсоциальное, вводимое в действие моделями социальных сетей, запускает процесс дальнейшего разрушения социальных связей, который ведет к распаду общества на сети изолированных индивидов (Turkle, 2011; Berardi, 2009; Берарди, 2019). Большая часть этих аналитических выкладок не поддерживает антигуманистический постструктурализм Бодрийяра, поскольку социальное модерна для них – это пространство конфликта и противоречия, солидарности и коллективности, и их не устраивает включение социального в модель «оптимальной циркуляции» – бодрийяровское гиперсоциальное как пространство сдерживания.

Другие оценки «гиперсоциального», однако, представляют его как выражение возможности для обновления форм социализма и/или коммунизма, которые не требуют государственного планирования или централизованного контроля (Kelly, 2009; Hardt, Negri, 2009). С одной стороны, либеральные теоретики выступают за радикальную новизну, внедренную общественным производством в сетевой информационной экономике (например, программное обеспечение с открытым исходным кодом или «Википедия»), бросающую вызов гегемонии рынка (Benkler, 2006; Rifkin, 2014). С этой точки зрения гиперсоциальное – это «расширенное социальное», дающее