Читать книгу - "Кому на Руси сидеть хорошо? Как устроены тюрьмы в современной России - Ева Михайловна Меркачёва"

— Как вас встретили в больнице?

— Когда наш этап приехал в ОТБ (октябрь 2019 года), нас передали в руки зэков-«активистов». Те забрали наши личные вещи и повели нас на обыск. Пока продолжался шмон, сотрудники курили у входа. Потом «активисты» повели нас на санобработку в баню, где некоторых избили (меня не тронули, я был самым крепким, так что, видимо, побоялись, что дам отпор) и заставляли подписать бумаги, что жалоб и претензий мы не имеем. Я отказался. Старший из зэков по кличке Казах мрачно ухмыльнулся.

После моей жалобы в прокуратуру на неоказание медпомощи меня этапировали в больницу для МРТ-диагностики головного мозга (видимо, это было наказание за жалобу). Я сразу попал в психиатрическое отделение, хотя никаких психических расстройств у меня не было. Оказалось, что туда помещают всех, кто часто жалуется на условия содержания в колониях. Их начинают кормить психотропными препаратами, которые подавляют волю. Я от этих лекарств даже ходить нормально не мог.

И вот что я заметил: санитары-«активисты» заводят заключенных в особые палаты (таких было три, они запирались на ключ, одна из этих палат как раз на видео, что попало в интернет), и оттуда пациенты могут не возвращаться неделями, а когда вернутся — выглядят так, будто их прокрутили в мясорубке. Когда избили парня, прибывшего вместе со мной этапом, я возмутился. Сказал санитарам, чтобы не трогали тех, кто со мной приехал.

И вот меня позвал к себе завхоз Крайнов. Ну как позвал… Я шел по больничному коридору, сзади по голове меня ударили чем-то, а очнулся я уже в этой пыточной палате, привязанный к кровати. Крайнов заговорил: «Чего ты, сука, хочешь? Чего ты лезешь?»

А потом его зондер-команда зашла. Двое санитаров с двухлитровыми бутылками с надписью «Хлор», наполненными водой. И они этими бутылками начали меня бить по мягким частям тела. У меня на животе даже слово «Хлор» пропечаталось. И вот так я лежал, привязанный, почти две недели. Все это время голодал.

— Еды вообще не давали?

— Приходил лагерный «петух»[27]. Из его рук брать пищу нельзя, иначе ты сам попадаешь в эту касту со всеми вытекающими последствиями. Так вот, он приносил жареную курицу, которая вкусно пахла. Представляете, в тюрьме — жареная курица! Издевался так.

Я потерял килограммов 20 за время нахождения в ОТБ. А потом у меня отказали почки (видимо, из-за избиений), и меня перевели в отделении терапии. Там было нормально. Но «активисты» узнали, что я стал собирать материалы. Пришел адвокат, я ему хотел передать бумажку с записями, где были фамилии сотрудников. И вот ее обнаружили.

После этого я попал в «пыточную» — так мы называем ТЛО № 8. Когда я там находился (февраль 2020 года), моей маме и адвокату сказали, что я убыл из больницы. Так что они не знали, где я и что со мной. И пожаловаться я им не мог.

— Что происходило в 8-м отделении?

— Каждый день был как день сурка. Я провел там два месяца, но по ощущениям это было как несколько лет. Пытали под громкую музыку. В период, когда я там был, ее включали дважды в день.

Все осужденные (а это ведь больные люди) в течение дня должны были сидеть на табуретке. Лежать было нельзя. За постельный режим собирали деньги. Хочешь лежать — плати 5000. Поборы были и за питание. То есть если ты платишь, тебе приносят нормальную еду, если нет — помои.

На моих глазах умер молодой парень. Он, больной сахарным диабетом, сидел на табуретке по восемь часов без возможности прислониться к стене. Его крепко ударили в душевой два садиста. После этого он споткнулся, упал и умер.

— С какой целью насиловали и пытали «активисты»?

— Кого-то — чтобы жалобы не писали, других — чтобы денег дали, третьих — чтобы пошли на сотрудничество (собрать на них компромат). Иногда пытали ради удовольствия. Есть видео, где трое «активистов» насилуют шваброй осужденного по имени Андрей, а потом идут пить чай с пирожными. Это нелюди. Такие должны сидеть в камерах под замком 24 часа в сутки, а им власть дали.

— Руководители учреждения, доверившие им власть, не могли не знать об их методах?

— Конечно, они всё знали. Поощряли. Вы простите за откровенность, но среди сотрудников были извращенцы. Однажды через приоткрытую занавеску на окошке в двери своей палаты я увидел руководителя одного из отделов. Он был в форме, стоял прямо напротив, опирался на красную палку от швабры, которой обычно насиловали, и подсматривал в дверь, где в этот момент происходило очередное насилие. Он улыбался и удовлетворял себя… Эту картину я не могу забыть до сих пор.

Вы мне не верите? Все это я готов подтвердить на полиграфе. Говорю вам: я побывал в сердце ада. Ада рукотворного, истинного. Даже в Красноярске и Владимире не было таких ужасов. И роль сотрудников не нужно преуменьшать. Хотелось бы, чтобы их имена были названы, чтобы они жили потом со всем этим. Пусть их семьи, друзья, коллеги, соседи знают, кто они на самом деле.

— Где были проверяющие?

— Контролирующие органы ничего не делали. Но смешно говорить о том, что они ни о чем не догадывались. Вот сами подумайте, вы находитесь во временно́м пространстве, где все вокруг говорят о «концлагере ОТБ». Все в курсе, а прокуратура, региональный уполномоченный и ОНК — нет? Разве такое возможно? Бывшие осужденные, оказавшись на воле, записывали видео (все это с 2020 года было в свободном доступе в интернете), писали обращения во все инстанции. В ответ, правда, приходили одни отписки.

Прокурорские проверки были формальностью. Вся больница заранее знала, что едет прокурор, всех, кто плохо выглядел и мог что-то сказать, обычно прятали в баню или еще куда. Но я никогда не забуду, как один больной решил пожаловаться (это было, если не ошибаюсь, в ноябре 2019 года). Он долго что-то рассказывал прокурору, тот устал, а когда вышел в коридор, сказал сотрудникам нечто вроде: «Накажите его».

— А как же правозащитники?

— Как-то при мне ОНК вместе с саратовским управлением ФСИН проводили проверку. Все осужденные говорили, что жалоб нет. А что они могли еще сказать? Один пожаловался (написал через адвоката обращения в разные инстанции), так его изнасиловали. Я не знаю, жив ли он.

А еще мы, осужденные, были в курсе, что среди членов ОНК