Читать книгу - "Непрошеный пришелец: Михаил Кузмин. От Серебряного века к неофициальной культуре - Александра Сергеевна Пахомова"

планировал создание литературной группы; осенью осмыслял революцию с точки зрения актуальных событий и как мистический проект – а в следующем году просто отказался от всех своих идей, решительно вернувшись к старым темам и образам.

Чтобы восстановить обстоятельства такого решения, нужно вернуться к истории сборника 1918 года. К книге с названием «Вожатый» Кузмин пришел далеко не сразу. Самое раннее свидетельство замысла новой книги относится, по-видимому, ко второй половине 1917 года: именно тогда писатель составляет тетрадь, известную исследователям как «Изборник». Это собрание 78 разновременных стихотворений поэта названо им «Стихи (1907–1917), избранные из сборников „Сети“, „Осенние озера“, „Глиняные голубки“ и из готовящейся к печати книги „Гонцы“»[356]. Здесь впервые появляется слово «гонцы». Хронологически последний текст в «Изборнике» («Девочке-душеньке») датирован августом 1917 года, что позволяет отнести создание всего собрания к осени-зиме того года. Тексты из «Изборника», которые ранее не входили в книги «Сети», «Осенние озера» и «Глиняные голубки», появятся в сборниках «Нездешние вечера» (13) и «Эхо» (1), а вовсе не в «Вожатом», который вышел сразу после создания «Изборника». К этому моменту у Кузмина уже было написано множество стихотворений, датированных 1915–1917 годов, однако они в «Изборник» не попадают, так что в датировке его текстов обнаруживается лакуна. Следовательно, можно предположить, что по меньшей мере к августу 1917 года Кузмин задумывал издать не одну, а (минимум) две книги. Вероятно, сперва должны были выйти «Гонцы», а затем уже составленный «Вожатый». Косвенно это подтверждает анонс «Гонцов» в издании повести Юркуна «Дурная компания», которое вышло в начале февраля 1918 года[357]: «М. А. Кузмин. „Гонцы“. 4-ая книга стихов. Рисунки А. Яковлева. Печатается».

Итак, «Вожатый» и «Гонцы», по всей видимости, задумывались как разные сборники, и нельзя говорить о простой смене названия в процессе подготовки книги к печати. В скором времени Кузмин определится с новым собранием своих стихов: 11 марта 1918 года он заключил договор с издательством «Прометей» и его главой Н. Н. Михайловым об уступке тому «права литературной собственности на 66 стихотворений»[358]. Из этого собрания и появится «Вожатый».

Но от замысла сборника с названием «Гонцы» Кузмин отказываться не спешил. 12 апреля 1919 года он заключил с З. И. Гржебиным очередной договор – на издание 11 книг, одна из которых должна была носить название «Гонцы»[359]. Судя по составу прочих томов, собрание Гржебина стало бы томами «избранного» Кузмина, и тем примечательнее, что «Гонцами» он называет единственный том поэзии в этом перечне. Видимо, слово «гонцы» нравилось писателю, и он хотел его сохранить. Однако книга с таким названием вновь не появляется: собрание сочинений Кузмина не вышло, а следующим поэтическим сборником стали «Нездешние вечера».

Но и это не финал истории фантомного сборника. «Гонцы» известят о своем существовании еще раз. В начале 1921 года в журнале «Дома искусств» в хронике литературной жизни появится заметка, открывающаяся словами «…в последние два-три года в портфелях писателей скопился целый ряд ненапечатанных рукописей». О материалах Кузмина будет сказано так:

книги стихов: «Гонцы», «Нездешние вечера», «Плен». Романы: «Римские чудеса», «Пропавшая Вероника». Сборник рассказов «Шелковый дождь». Рассказы: «Вторник Мэри», «Две Ревекки». «Театр» – 2 тома[360].

При некоторых очевидных ошибках или опечатках (например, «Вторник Мэри» – пьеса, а не рассказ[361]), суть остается неизменной: к рубежу 1920–1921 годов у Кузмина (или в его замыслах) по-прежнему существовал сборник «Гонцы», который не был равен ни «Вожатому», ни «Нездешним вечерам» (которые к тому времени уже вышли). Бережно сохраняемый автором замысел казался ему важным на протяжении нескольких лет, однако так и не был воплощен в жизнь.

Вот и вся информация о «Гонцах», которая известна на сегодняшний день. Более заманчивым выглядит предположение Н. А. Богомолова, к сожалению, не снабженное архивными ссылками, высказанное единожды и не развитое далее:

…планируя (вероятно, в 1917 году) книгу «Гонцы», он включает в ее состав цикл «Дробь за холмом» (вариант заглавия – «Дальняя тревога»): куда включает преимущественно военные стихи. Туда должны были войти стихотворения «Старые лица серьезны…», «Герои», «Оставшимся», «Великое приходит просто…», «Царьград» и «Быть может, все гораздо проще…». <…> Характерно, что пять из этих шести стихотворений в плане книги зачеркнуты, и не менее характерно, что довольно много «военных» стихов так и осталось неперепечатанными[362].

Это сообщение уже едва ли может быть верифицируемо, и мы, помня о правиле не доверять единичному свидетельству, осознаем, что загадка «Гонцов» уже не будет разгадана до конца. Неизвестно, был ли на самом деле задуман Кузминым полноценный сборник с таким заглавием или проект так и остался на стадии замысла. Однако описка, ошибка или намеренно сокрытый источник в статье Богомолова, как это бывает со многими значимыми словами, высказанными в нужное время и в нужном месте, говорит нам больше, чем хочет сообщить. Сам по себе замысел «Гонцов» не является чем-то особенно интересным: Кузмин как никто другой был склонен к большим планам, которые стимулировала пореволюционная эпоха лихорадочного книгоиздания и еще более лихорадочного заключения договоров, кабальность которых компенсировалась необязательностью выполнения их условий. Более значимы два других обстоятельства. Во-первых, план выхода «Гонцов» во второй половине 1917 года расходится с реальным изданием «Вожатого» в 1918-м. Кузмин предполагал выпустить одну книгу, а вышла в итоге другая. Во-вторых, ни «военные», ни «революционные» стихи Кузмина писатель не захотел включать в свои сборники. Два этих маленьких факта на поверку оказываются пространством смыслов, стимулирующих размышления о пореволюционной репутации писателя. На рубеже 1917–1918 годов Кузмин точно не знал, какую книгу ему следует издать и каким предстать для нового читателя, и у него было несколько вариантов. Разберем их подробнее.

Наши построения исходят из допущения, что ко второй половине 1917 года – первому точно зафиксированному времени замысла «Гонцов» – у Кузмина еще не было четкого представления о том, как он и его творчество будут вписаны в новую действительность. О смене его установок свидетельствуют пацифистский настрой оды «Враждебное море», неудача написания романа «Талый след» и отход к художественным сферам, внешне более аполитичным (хотя и наполненным для Кузмина остросоциальной и актуальной проблематикой). Но что бы ни происходило вокруг, Кузмин не переставал сочинять. Подобно множеству людей, столкнувшихся с небывалым гуманитарным и идеологическим кризисами, разрухой и войной, писатель искал возможные способы решения ситуации. Если взглянуть на быт и творчество Кузмина 1917–1921 годов, то можно увидеть, что в это время он реализует сразу несколько возможных сценариев поведения, словно перебирая доступные ему стратегии приспособления к новым условиям. С выбранной стратегией неизбежно должен был измениться публичный и литературный образ писателя. Мы