Читать книгу - "Татьяна Лиознова - Валентин Свининников"

Хотя ансамбль должен был лететь на Дальний Восток, Лиознова добилась, чтобы его гастроли перенесли в столицу Украины. Там, на Киностудии имени Довженко, для репетиций построили такую же сцену, как в Москве на Киностудии имени Горького. И за два-три месяца Муравьёва научилась кататься – причём гораздо лучше, чем это делала в кадре её героиня. Заболевший медведь, которого подменяла в варьете героиня Муравьёвой, на самом деле была медведицей по кличке Фонтанка – звездой «Медвежьего цирка» Филатовых. Всё, что понадобилось для фильма, – сшить Фонтанке новый наряд. Красное платье и цилиндр, в которых она блистала в «Карнавале», ей после съёмок торжественно вручили прямо в цирке под аплодисменты зрителей.

Музыку к фильму создал из самых ярких композиторов нового поколения – Максим Дунаевский. Лиознова хотела, чтобы в фильме прозвучала песня про телефонный разговор. Сама она не смогла найти подходящее стихотворение, но знала, кто сможет его написать. Ещё когда Татьяна Михайловна снимала «Семнадцать мгновений весны», она сказала Роберту Рождественскому, что ей нужна песня более трогательная, чем полонез Огинского. И он написал целых две – «Мгновения» и «Песню о далёкой Родине». Вот и во время работы над «Карнавалом» поэт не разочаровал крайне требовательную Лиознову. Песня на его стихи «Позвони мне, позвони» стала воистину народным хитом. И мало кто знает, что исполняла её не Ирина Муравьёва. Несмотря на то, что у самой актрисы были прекрасные вокальные данные, Лиознова пригласила певицу Жанну Рождественскую. Не родственницу поэта, а просто однофамилицу.

Чтобы добиться чего-то от человека, Лиознова ставила его в ситуацию, в которой ему не осталось бы иного выхода. Например, как появилась песня «Позвони мне, позвони»? Чтобы получился хит, Татьяна Михайловна решила Дунаевского подстегнуть, сказав ему: «А главную песню пусть напишет композитор Жора Мовсесян – нужно что-то лёгкое, в его стиле». И уже на следующий день Дунаевский принес ей свою композицию. Опять она всё срежиссировала!

На роль цыганки Кармы было перепробовано множество актрис, но Лиознова остановилась на Екатерине Жемчужной из театра «Ромэн».

Жемчужная вспоминала:

«Татьяна Михайловна сказала мне:

– Катя, твоя роль – это совесть фильма. Ты знаешь, что такое карма? Это судьба.

Я так удивилась! Я-то думала, это имя моей героини от Кармен образовано. Табачный дым я на дух не переношу, а в фильме мне пришлось не просто курить сигареты – смолить ужасные папиросы “Казбек”. Сколько дублей я вынесла, вспомнить страшно! Это был кошмар. Но главные переживания на этих съёмках были связаны с другим эпизодом. В финале несчастная героиня Иры, уезжая с Курского вокзала домой, должна была встретить Карму – с новорождённым ребёнком и с подбитым глазом. Нина спрашивает подругу:

– Что с глазом?

Та:

– Упала, скользко.

Нина обещает прислать деньги, а Карма лишь отмахивается. Нина:

– А где твой мальчик?

Цыганка отвечает:

– Умер.

Очень сильная была сцена, меня после неё даже валокордином отпаивали. Но при монтаже этот фрагмент вырезали: такая трагическая история слишком выпирала из фильма. Это был наш с Муравьёвой первый общий съёмочный день. Снимали зимой на улице, промёрзли до костей, сели в машину отогреться – и вдвоём, чтобы расшевелиться, стали петь песни. Так и подружились. У нас разница всего в пять лет, но я чувствовала, что намного старше и опытнее её. Она мне казалась такой же юной, как Нина. Сурового супруга Кармы сыграл мой настоящий муж Георгий Жемчужный. Он не любил в кино сниматься и, если бы его попросила я, обязательно отказался бы. Но Лиознова позвонила ему лично:

– Георгий, хочу тебя видеть, приходи!

Он приехал, не зная, зачем его зовут. В кабинете у Лиозновой была корейская делегация, и Татьяна Михайловна представила его так:

– Это Георгий Жемчужный, он будет сниматься в моём новом фильме.

Когда мы вышли, муж спросил меня:

– Твои дела?

Но сниматься всё-таки согласился.

Я не представляла, что фильм и моя героиня станут настолько популярными. В 1982 году, когда отправились на гастроли в Японию, нам двое суток пришлось плыть из Владивостока в Йокогаму. Нас не очень комфортно поселили: не на свои места и раскидали по разным каютам. Но администратор, узнав меня, отвела нас в каюту люкс, принесла целую сумку провизии (огромный свежеиспеченный каравай, масло, яйца, абрикосовый джем) и сказала:

– Ешьте на здоровье и не тратьте суточные.

Я онемела от такой внезапной щедрости и заботы, а она продолжила:

– Мы вчера видели “Карнавал” – вот это кино!

И только тут я поняла, в чём дело. А однажды мы зашли в ресторан ВТО, и подвыпивший дядечка стал приставать:

– Кармочка, погадай мне!

Но Саша Абдулов, который был рядом, его быстро приструнил. Так что для меня Карма и правда судьбой оказалась».

После выхода фильма «Карнавал» на экраны Эльдар Рязанов восхищался: «Сделать комедию, на которой публика пятнадцать минут хохочет так, что не слышно музыки, – такое надо суметь!». «Кто мог предположить, что режиссёр, снявший “Семнадцать мгновений весны”, сделает “Карнавал”», – вторил ему Олег Табаков. Всего за всё время проката в Советском Союзе фильм посмотрели 31 миллион зрителей. Но смотрят же и поныне!

Автор. Хочется снова и снова спросить, что интересного в архиве есть насчёт требовательности «железной леди» советского кино к артистам?

Людмила Лисина. Об этом уже немало сказано выше. Татьяна Михайловна действительно могла бы повторить о себе известное классическое выражение: «Кто хочет невозможного – мне мил». Она умела поставить даже самого именитого актёра на эту грань – и получить желанный результат. Так, она вспоминает:

«С Кларой Лучко история – целую книжку можно написать. В “Мы, нижеподписавшиеся” есть кадр в поезде, разговор с начальником. Ей хочется быть на высоте, но не удаётся прорваться через сложившиеся представления, как себя вести. Она проживает это через собственные слёзы. И можете себе представить, пять раз пришлось переснимать – брак плёнки, брак и брак. А я Клару доводила – у неё тряслись губы и капали слёзы. И вот такой кадр пять раз губить – мои седые волосы оттуда. Причём она играла этот кусок на уровне Чаплина».

Чаплин для Татьяны Михайловны был высочайшим авторитетом, плёнки с его фильмами у неё были дома, она могла не раз пересматривать их, чтобы ещё и ещё раз уловить момент перехода юмора в лирическую трагедию.

Артисты восхищались тем, как беспрекословно подчиняются ей «Мюллеры, Борманы, Шелленберги, Штирлицы». И конечно, дело не только в её требовательности и жёсткости. В работе с ней они поднимались сами выше любой ранее достигнутой планки – и понимали это.

Наталья Попова-Сараджева вспоминала о подруге школьных и студенческих лет:

«Она всегда была мягкой и ранимой, но, услышав, как