Читать книгу - "Демон, которого ты знаешь - Айлин Хорн"

покончить с собой. Кезия, не раздумывая, ответила отрицательно. Тут мне, видимо, следовало принять во внимание ее христианские религиозные корни. Скорее всего, ее воспитали в убеждении, что самоубийство – смертный грех, и это могло сделать для нее разговор о подобных вещах вдвое труднее. На следующих сеансах я время от времени снова засыпала, и Кезия будила меня. Она часто спрашивала, почему ей так не хочется думать о том страшном дне, когда она убила Марка. Со временем мне стало казаться, что пациентка не просто поняла идею проективной идентификации – похоже, она ей очень даже понравилась. В конце концов я вернулась к теме самоубийства, и мы все же смогли обсудить ее более или менее подробно. Эпизоды с моим засыпанием, больше похожие на потерю сознания, отошли на второй план. Мы стали говорить об образном выражении «отключиться», о том, что под давлением непереносимых фактов и обстоятельств сознание может выдавать такую реакцию, а также о том, можно ли сказать, что теперь нечто подобное угрожает нам обеим в меньшей степени. Мы согласились, что если идея самоубийства, можно сказать, витает где-то поблизости и мы обе способны к ее восприятию, то, по всей вероятности, я могу заставить себя не засыпать, а Кезия – не накладывать на себя руки. Это был для меня исключительно ценный урок того, какими странными и необычными способами и путями люди могут делиться друг с другом сильными эмоциями и переживаниями, особенно такими болезненными, как горе и чувство потери.

Когда подошла одиннадцатая годовщина с того момента, когда Кезия совершила преступление, мы с ней вместе стали размышлять об эмоциональной важности этой даты. В этот период во время сеансов Кезия часто плакала, и я тоже, хотя мне не казалось, что это является проективной идентификацией с моей стороны. По-моему, в этих случаях моя реакция представляла собой просто человеческое сочувствие по отношению к пациентке в связи с трагедией, произошедшей в ее жизни. При моей работе часто приходится испытывать грусть и печаль. Сомневаюсь, что среди пациентов, с которыми мне довелось работать, найдется много таких, общаясь с которыми я не чувствовала бы, как в моей душе возникает чувство горя той или иной степени остроты. Особенно это относится к длительным периодам терапии, в течение которых мы с моими подопечными успевали достаточно хорошо узнать друг друга. У психотерапевтов нет каких-то четких инструкций, определяющих, как справляться с подобными чувствами. По поводу этого скажу только, что отношение к каждому пациенту должно быть сугубо индивидуальным. И еще – для того чтобы между психотерапевтом и пациентом установилась хоть какая-то коммуникация, они прежде всего должны доверять друг другу. Начиная работать с Кезией, я уже имела достаточный опыт, чтобы понимать: сочувствие к пациенту может порой помочь в процессе лечения, но нужно очень тонко понимать, когда его проявление уместно, а это – настоящее искусство, в котором каждый день могут возникать новые нюансы.

В конце концов все, чем я занимаюсь на работе, делается на благо пациента и науки, мои интересы здесь ни при чем. Этим я хочу сказать, что иногда пациенту бывает очень важно и полезно увидеть, что мне тоже тяжело и больно. Это не просто выражение сочувствия, а демонстрация того, что я понимаю и уважаю испытываемые им эмоции и то, через что ему довелось пройти. Я также могу признаться, как в тот самый день во время разговора с Кезией, что мне бывает тяжело, когда я слушаю своих больных. Помнится, в тот раз я заметила: «Очень хорошо понимаю, почему это угнетает вас». После этой фразы у нас с Кезией начался довольно подробный разговор о том, что означают те или иные чувства и эмоции. Я стала расспрашивать ее о демоне, который, как ей когда-то показалось, завладел Марком и грозил ее убить, и что она думает по этому поводу теперь. Кезия ответила, что теперь ей кажется, что демон, возможно, сидел внутри ее самой, а не в Марке, – «вполне нормальный демон».

– Нормальный демон? – переспросила я.

– Ну да… такой… горе, или гнев, или печаль… – Кезия вздохнула. – Такой знаете… обыкновенный, какие живут во всех нас.

Я почувствовала, что пришло время составить новый доклад для группы специалистов больницы. Работа с Кезией убедила меня в том, что изначальная версия верна: она была психически нездорова в тот момент, когда убила Марка, и мотивом преступления были скорее вызванные болезнью бредовые иллюзии и представления, нежели ревность. В докладе я также подчеркнула, что важно понимать: Кезия совершила физическое насилие в том числе и по причине того, что на ее сознание оказывало влияние обостренное ощущение потери. В будущем, отметила я, тем, кому выпадет работать с нею, необходимо как следует подумать о том, каким образом деликатно и осторожно решить проблему испытываемой ею острой потребности в близких взаимоотношениях с кем-то, поскольку этот вопрос может быть напрямую связан с ее выживанием. Кезия была настолько восприимчива к ощущению потери и брошенности, что в случае если оно обострится, у нее снова появятся суицидальные настроения, хотя она может маскировать их с помощью идеального поведения, то есть притворяясь «образцовым пациентом». И в этом случае она может стать опасной как для себя самой, так и для других.

Содержание доклада казалось мне весьма логичным и обоснованным. Однако я заметила, что во время совещания у некоторых моих коллег был довольно смущенный вид. У меня сложилось впечатление, что хотя они в целом положительно оценивают мою работу и инициативу, я, по их мнению, преувеличиваю. Кто-то поинтересовался, считаю ли я, что Кезию действительно можно перевести в заведение с менее жестким режимом. Да, ответила я. Но добавила, что очень важно, чтобы специалисты, которые будут работать с ней на новом месте, не руководствовались лишь стандартными представлениями, подразумевающими такие понятия, как «шизофрения», «психоз» и «убийство». Необходимо, чтобы они осознали, какое горе испытывает пациентка, как тяжело у нее на душе. И понимали, что ей еще может потребоваться помощь, что с ней необходимо долго и настойчиво работать, чтобы она могла преодолеть последствия случившегося с ней. Меня удивило отсутствие среди участников совещания Жан-Поля, ведущего санитара Кезии, но Мэри объяснила мне, что он уволился. По ее словам, Жан-Поль решил, что «Бродмур – не самое подходящее для него место работы». «Он сказал, что здесь постоянно приходится испытывать слишком сильный стресс», – сообщила Мэри и презрительно фыркнула, явно осуждая отсутствие у ее коллеги упорства и настойчивости – словно он не выдержал проверку на лояльность своему медучреждению. Меня, впрочем, уход Жан-Поля вовсе не удивил. К этому времени я уже знала, что в