Читать книгу - "Иные чувства, иные миры - Дорис Джонас"

в понятиях человеческого опыта, то это похоже на то, как если бы и одновременно, и последовательно представлять глазу буквально многие миллионы образцов цвета, незначительно различающихся оттенком и степенью насыщенности, и при этом один наблюдатель смог бы выделить среди них определённый оттенок, скажем, жёлтого цвета, который едва отличим от множества других оттенков жёлтого, но волей случая именно он является личным сигналом наблюдателя.

Вообще, у человеческих существ есть нечто похожее на способность летучей мыши выделять важные звуки из общего шума отдалённо схожим, хотя и гораздо менее совершенным образом. Например, в переполненном помещении мы можем слышать, что говорит наш собеседник, даже если мы окружены со всех сторон разговаривающими людьми — это так называемый «эффект коктейльной вечеринки». Мать может крепко спать, несмотря на любой шум — уличное движение, вой сирен или грозу, — но просыпается при малейшем всхлипе своего ребёнка. Однако ни один из этих примеров не отражает степень совершенства способностей летучей мыши избирательно различать звуки.

Вновь и вновь мы поражаемся тому, как приспособления природы, отточенные эволюционным отбором, учитывают всевозможные непредвиденные обстоятельства. Например, можно подумать, что когда летучая мышь поедает комара или муху, она временно не может испускать звуковые сигналы и из-за этого подвергается опасности столкновения. Но, как обнаружил профессор Антон Колб, всё дело в том, что у летучей мыши есть альтернативные способы ориентироваться в такие моменты: она может либо свистеть сквозь зубы, либо, если добыча слишком толстая, издавать сигнальные звуки через нос.

Даже при такой степени утончённости возможно множество вариаций, и они действительно существуют. Например, летучая мышь подковонос посылает не короткие залпы ультразвуковых импульсов, а серии более длительных, чистых и неискажённых ультразвуковых лучей; опять же, каждая летучая мышь посылает свои звуковые колебания определённой частоты. Примечательной особенностью этой системы является то, что продолжающий испускаться ультразвук мог бы заглушить возвращающийся звук, если бы не уши летучей мыши, которые, как обнаружил Ф. П. Мёерс, совершают движения до шестидесяти раз в секунду, постоянно сканируя окружение точка за точкой, явно для того, чтобы определить угол отражения эхо-сигнала.

(Такого рода чувство, настолько легко приспосабливаемое как для восприятия, так и для обмена информацией, стало бы интригующим испытанием для читателя, отправляющегося в воображаемое путешествие в другой мир. В качестве движущей силы бытия живого существа, меняющей его анатомию, указывающей на тот образ жизни, который сформировал его облик, и в качестве основы для прогрессивного разума оно могло бы стать краеугольным камнем очень сложного творческого здания.)[16]

Мы вряд ли сможем попрощаться с эхолокационным чувством, если не упомянем ночную бабочку, для которой данные, получаемые посредством эхолокации, являются настолько важной частью её мира, что у неё выработалась физическая защита от восприятия её другими существами вроде летучих мышей, которые обладают чувством, схожим с её собственным. В процессе эволюции ночная бабочка приобрела строение крыльев, устраняющее воздушную турбулентность — и, следовательно, звук — вдоль краёв крыльев во время её полёта. Биофизик Генрих Гертель обнаружил, что это достигается за счёт тонких бахромок вдоль зоны турбулентного потока на крыле. Конечно, это не полностью устраняет уязвимость бабочки перед летучей мышью, поскольку эхолокационный аппарат летучей мыши по-прежнему может обнаружить её присутствие, но это устраняет, как минимум, одну опасность — звук её полёта.

У ночных бабочек также есть уши, чувствительные к ультразвукам. Эти уши, расположенные по обеим сторонам грудного отдела тела вблизи брюшного перехвата, позволяют бабочке ощущать присутствие летучей мыши на расстоянии ста футов — это значительное расстояние относительно размеров самой бабочки, которое даёт ей время для снижения, уклонения и манёвров, чтобы не оказаться пойманной.

Как мы уже отмечали, чувство, показывающее такую высокую степень точности, как эхолокация, вполне могло бы быть инструментом эволюционирующего разума в каком-нибудь другом уголке Вселенной. В ходе эволюции разумных существ звуковое чувство такого рода могло бы найти исключительно изящное применение.

Если начать представлять то, какого рода существа, окружающая среда и культура могут возникнуть при данных обстоятельствах, перед нами сразу же открываются многочисленные возможности. Способность к эхолокации может быть лишь одним из нескольких хорошо развитых чувств, как у дельфинов, и в этом случае есть вероятность того, что умственные способности этого существа потенциально могут оказаться выдающимися. Или же это может быть разумное существо, которое летает и из-за скорости своего движения нуждается в точности такого восприятия.

В качестве альтернативы или в дополнение к сказанному, это может быть существо, ведущее ночной образ жизни, которое пережидает во сне жару и ослепительное сияние дня и проявляет свою созидательную энергию ночью. Представьте себе социальную среду, в которой множество таких существ живёт и взаимодействует друг с другом. Ещё более сложной задачей будет попытка создать сценарий нашего вступления в контакт с подобными существами. Какие трудности возникнут при этом, и какие препятствия для общения придётся преодолеть? Мы оставляем эти вопросы для размышлений читателю, чтобы он мог добавить к ним свои собственные и составить представление о другом типе разума и мира, — с которым вполне возможно было бы столкнуться где-то в другом месте Вселенной.

ОСЯЗАНИЕ

Информация, поступающая в мозг человека через осязание, иногда отличается по своей природе от информации, поступающей от большинства других чувств, поскольку осязание может быть активным или пассивным. Когда нечто касается нас — будь то покрытая листвой ветка, другое существо, порыв ветра или тепловое излучение костра, — мы ощущаем это пассивно или непроизвольно, и наша кожа сообщает нам о его присутствии и природе. Но если мы хотим узнать что-то о форме или текстуре находящегося поблизости предмета, мы также можем активно дотянуться до него и намеренно исследовать его природу на ощупь.

Разумеется, животное может почуять что-то пассивно или же намеренно искать другое, вынюхивая его, но в случае с тактильными ощущениями это более выражено. Многие органы осязания выражают это поисковое качество восприятия своей формой; не только кончики пальцев, но и вибриссы, усики, щупальца и тому подобные структуры, которые скорее «ищут сами», чем «ждут получения» информации, отслеживаемой этим чувством, и тянутся от тела в стороны, иногда довольно далеко.

Осязание — это, вероятно, самое примитивное из всех чувств, поскольку нет такой живой материи, какой бы простой она ни была, которая не реагировала бы каким-либо образом на прикосновение. В этом отношении осязание является дополнением к любым другим чувствам, которые может породить эволюция. Ни одно сложное, и уж тем более разумное существо не может эволюционировать, полагаясь лишь на одно чувство. В этом смысле осязание, несомненно, сопровождает и поддерживает любые другие виды ощущений. Тем не менее, на Земле мы видим некоторые весьма примечательные усовершенствования осязания, и