Читать книгу - "Иные чувства, иные миры - Дорис Джонас"

и, более того, отдыхают по отдельности. Когда дельфин спит, один из его глаз всегда открыт и сохраняет бдительность, как и полушарие мозга, которому он подчиняется. Кроме того, у дельфинов есть два различных способа речевого общения. Первый — это словарь свистящих звуков, которые они издают постоянно, находясь в обществе друг друга; ещё они обмениваются сериями щёлкающих звуков.

Доктор Джон К. Лилли, который провёл обширные исследования интеллектуальных способностей дельфинов, показал, что два способа обмена звуками не совпадают по времени, то есть,

они могут переговариваться при помощи свиста или щелчков, причем свист и щелчки совершенно не согласуются друг с другом... Эти наблюдения стали поводом для дальнейших исследований, в ходе которых мы недвусмысленно продемонстрировали, что у каждого дельфина есть, как минимум, два коммуникационных излучателя, оба расположены в носу, то есть под дыхалом, по одному с каждой стороны… Таким образом, отдельно взятый дельфин может вести диалог при помощи свиста правой стороной тела и щелчков — левой, причём вести их оба совершенно независимо друг от друга при помощи двух половин своего мозга.

Двойная коммуникационная способность такого рода в сочетании с ловкостью рук у разумных существ приводит в восторг, стоит лишь подумать о её возможностях.

Возможно, технология, разработанная гидронийцами, была бы ограничена тем, что необходимо для получения пищи и крова, но, если принять во внимание точность восприятия их чувств, они вполне могли изучить и применять себе на пользу многие морские науки. Возможно, они могли бы научиться использовать разнообразные возможности морских бактерий, в том числе холодный свет, или обнаружили бы подводные нефтяные залежи и улучшили качество своей жизни с помощью побочных продуктов нефтехимии. Несомненно, они использовали бы в полной мере все возможности электричества, возможно, применяя его для расщепления воды на её составляющие, водород и кислород, которые в дальнейшем можно было бы использовать для резки, бурения скважин и плавления различных полезных ископаемых, которые они могли бы добывать.

При заполнении пробелов в наших представлениях о гидронийцах возникает проблема, связанная с письменностью. Чтобы возникли сложные технологии или, по сути, какая-то высокая культура, необходимы средства записи и передачи информации. В условиях глубоководной среды обитания ведение записей на бумаге или пергаменте маловероятно. Это было бы технически возможным, если бы дышащий воздухом вид мигрировал на дно океана и основал города, отгородившись от окружающей воды и искусственно создав сухую атмосферу, но вид, эволюционировавший в глубинах, вряд ли додумался бы до создания сухих зон для хранения записей.

Мы полагаем, что если где-нибудь в космосе в водной среде эволюционировали высокоразвитые биологические виды, обладающие разумом, равным нашему, то их знания должны сохраняться в феноменальной памяти особой касты и передаваться из поколения в поколение в рамках устной традиции. При выдвижении этого предположения мы опирались бы на две парадигмы. Первая — это удивительно сложный мозг китообразных, а вторая — тот простой факт, что до сравнительно недавнего времени, а именно, примерно пять тысяч лет назад, память наших стариков была главным, если не единственным хранилищем знаний человечества. Память наших старейшин оставалась фактором эволюции и сохранения культуры вплоть до нашего времени, когда всеобщее образование дало возможность использовать письменные свидетельства всей популяции.

В отношении мозга китообразных доктор Лилли написал, что

мозг кашалота настолько велик, что ему требуется лишь небольшая его часть для использования в подсчётах, необходимых для его выживания… Чтобы мыслить так, как это делаем мы, ему нужно было бы использовать примерно одну шестую часть всего своего мозга. Лучшие возможности нашего мышления могут показаться ему рефлексами, автоматическими и примитивными. Остальная часть этого огромного компьютера высчитывает непрерывный внутренний опыт, выходящий за рамки нашего нынешнего понимания. Если кашалот хочет увидеть-услышать-почувствовать что-то из своего прошлого опыта, его огромный компьютер может перепрограммировать это и запустить вновь... [Он] позволяет ему пережить это заново, как будто он повторно воспроизводит трёхмерный звуко-цвето-вкусо-эмоциональный фильм. Таким способом он может пересмотреть свой опыт таким, каким он был изначально. Он может представить, как изменит его, чтобы в следующий раз, столкнувшись с подобным опытом вновь, добиться лучшего результата. Он может создать модель того, как ему хотелось бы переиграть опыт в следующий раз, перепрограммировать свой компьютер, запустить её и посмотреть, насколько успешно она работает.

Разумеется, мы можем произвести подобные вычисления с помощью наших рукотворных компьютеров, но возможность делать всё это в уме значительно упростила бы процесс и открыла бы нам широкие возможности. Исходя из этого, в настоящий момент мы видим, что нам не стоило проявлять нерешительность, представляя себе мозг, эволюционировавший в океанической среде какого-нибудь другого мира, который обладал бы потенциалом, как минимум, равным нашему собственному.

Моделью для идеи о том, что знания биологического вида сохраняет и передаёт специально эволюционировавшая каста, является собственная эволюционная история человечества.

Мы уже упоминали о том факте, что продление времени младенчества и детства является важным фактором в развитии разумного вида. Биологически это продление достигается за счёт тенденции данного вида к замедлению всех фаз своего развития; то есть существует естественный отбор в отношении генов скорости (тех генов, которые определяют скорость роста и развития), который в данном случае приводит к замедлению темпов развития. Разумеется, когда это происходит, продлевается не только детство, но и все прочие фазы жизни, и в результате разумные виды неизбежно живут дольше, чем их менее разумные эволюционные предки.

Этот процесс создаёт касту переживших период зрелости пожилых особей, для которых естественная размножающаяся группа вначале была бы чем-то бесполезным. Функция незрелых существ — развиваться и учиться. Функция зрелых — размножаться и поддерживать жизнь. Банально, однако верно то, что природа не терпит пустоты: там, где возникает какая-то особенность, она используется; там, где функция становится необходимой или полезной, орган адаптируется для её выполнения. Таким образом, когда у человечества эволюция привела к появлению класса переживших период зрелости особей, их функция ждала возможности своего выполнения. Старейшины рода человеческого способствовали выживанию своего вида, неся в своих головах знания о наших традициях и навыках, и становились, таким образом, координационными центрами, способствующими сплочённости и выживанию своих обществ.

В настоящее время в структуре нашего мозга по-прежнему присутствуют биологические ориентиры, указывающие на этот путь прогресса. В человеческом мозге для долговременной и кратковременной памяти существуют разные центры. Интересен тот факт, что по мере того, как физическая сила пожилого человека начинает ослабевать, вместе с ней ослабевает и кратковременная память. Но долговременная память, та способность, которая сделала пожилых людей жизненно важным фактором в развитии человеческой группы, по-прежнему сохраняется у пожилых людей до самого конца жизни, если только не будет повреждён сам мозг. По этой причине воспоминания наших стариков о