Читать книгу - "Горцы Кавказа и их освободительная борьба против русских. - Теофил Лапинский"

прежде чем не будет взят Чепсин, что священный карар обязывает нас взять приступом эту крепость, что наши жены не пустят нас в юнэ, если мы возвратимся с пустыми руками и клятвопреступниками; что если до сих пор нам не удавалось нападение, то причина этого кроется в том, что русские хорошо осведомлены о каждом нашем движении и были к нему подготовлены; что теперь, когда малодушные люди и, как он думает, шпионы ушли домой, мы остались слабее в количестве, но много сильнее духом и все еще в четыре раза сильнее русских. Без всякого сомнения, шпионы осведомили врагов, что мы идем по направлению к Ту. Русские, которые в течение восьми дней беспрерывно были на ногах, должны быть очень утомлены, и так как они нас больше не ожидают, без сомнения, будут теперь отдыхать; мы можем, таким образом, быть уверены, что наше внезапное нападение ночью удастся; если мы сегодня не возьмем крепость, когда она не вполне готова, то тем более это не удастся нам через три месяца; тогда конец нашему спокойствию. Раньше редко приезжали купцы, чтобы привезти нам товары, с тех пор же, как враг построился на этом месте, больше уже не приезжает никто, и скоро соль будет в стране так же редка, как деньги. Он, Цаци-ок Магомет, и его фамилия твердо решили рискнуть на нападение, хотя бы даже никто не остался в живых из его фамилии; и если адыги так глубоко пали, что не почитают более священный Цава-карар, то он один со своими его выполнит.

Он говорил долго, с большой мудростью и красноречием; но вначале, однако, поднялся сильный шум и большинство было против его предложения.

Я горжусь, что я был одним из первых, которые перешли на его сторону; затем его поддержали те, которые должны были отомстить за смерть своих родственников; потом число его сторонников становилось все больше и больше, напоследок его предложение было принято со всеобщим восторгом, Цава-карар возобновлен и дана была клятва взять неприятельскую крепость или умереть.

Мы выбрали сейчас же лучших и надежнейших людей и окружили лагерь стражей; кто желал войти в лагерь, был впущен, назад же никто не выпускался, чтобы не могли дать неприятелю никаких сведений. Один уорк, Магомет Али из Темиргоя, который со своими рабами хотел незаметно прокрасться из лагеря, был застрелен стражей. Вечером мы двинулись в том же порядке, как и первый раз, только не послали вперед лазутчиков и отряды отчасти потому, что думали, что враг нас не ожидает, отчасти потому, что на этот раз твердо решили взять крепость штурмом. На расстоянии получаса ходьбы до крепости наши люди, которые шли впереди, увидели человека, шедшего навстречу. Он хотел бежать, но был настигнут, пойман и приведен к вождю. Раб одного уорка из Пшада, он сказал, что ищет своего господина, который был у нас, но два дня назад удалился. Это было очень неправдоподобно. Мы обыскали его и нашли 10 серебряных рублей; тогда начали его сильно бить, пока он не сказал, что был действительно у русских и известил их о нашем выступлении на Ту, но русские это уже знали; его не впустили в крепость, но говорили с ним перед воротами; он не знает поэтому, что происходит внутри. Сколько его ни били, он не мог ничего больше показать. Его связали и передали страже до дальнейшего суда.

Этот случай задержал нас более чем на полчаса. Приблизительно за два часа до рассвета мы построились; это было на расстоянии четверти часа от крепости; мы были скрыты кустарником и холмом; ярко светила луна, можно было далеко видеть. Предводитель спросил, подражая крику шакала, все ли в порядке и готовы ли мы; каждый из нас, который вел один из восьми отрядов, отозвался на крик. Через четверть часа, когда все стояли уже готовые к тому, чтобы ринуться вперед, прозвучал со стороны предводителя крик совы – условный знак к движению вперед. 8000 человек моментально двинулись.

В полнейшей тишине, быстрыми шагами, но не бегом, с оружием наготове двигаясь к крепости, я со своей группой сделал, может быть, половину дороги, когда раздался оружейный выстрел караула на валу, а потом прозвучало несколько выстрелов, забил барабан и сейчас же после этого загремели один за другим пушечные выстрелы. Теперь бросились бегом, как только было возможно быстрее с громким криком к валу. Пушечные ядра и ружейные пули стреляли маленькими ядрами и так часто, как будто на стену бросают горох [60]. Но мы были уже слишком близко, чтобы бежать обратно; в одно мгновение были мы во рву и на валу. Большинство бросило свои ружья и кидалось только с шашкой в руках на русских. Внутри начался страшный бой. Русские защищались хорошо, тех, которые были в палатках, однако, скоро изрубили, но и многие из наших воинов были убиты. Я потерял свой левый глаз и был ранен в колено, но мог, однако, сражаться до конца.

Труднее всего нам было у казарм, куда спаслось большинство русских; они имели там пушки и стреляли в нас из всех отверстий. С поджогом шло плохо, огонь не загорался, и много наших людей падало. Но никто не думал о том, чтобы бежать, мы взломали ворота кирками и мотыгами, которые нашли в палатках; к окнам и крыше подставили лестницы; кто падал – погибал сейчас же, другие немедленно занимали его место; стар и млад – как бешеные. Если раньше сражались яростно, то это было ничто в сравнении с тем, что происходило в коридорах и комнатах казармы. Там не было выстрелов, слышались только крики и удары; русские отчаянно защищались ружьями, мотыгами, ножами, кулаками и зубами; мы хотели только крови за кровь многих наших людей, которые пали в этот день. Был уже светлый день, когда крепость оказалась в наших руках. Едва 40 русских осталось в живых и большинство из них были ранены. Но также и мы потеряли много людей – около 1500 человек; всех лошадей, которых мы оставили на Кубате, едва хватило, чтобы перевезти убитых и раненых домой».

На этом закончился рассказ старого абаза. Валы и рвы Чепсина все еще существуют. Адыг гордо указал на разрушенную крепость. Я нашел там еще семь тяжелых железных пушечных стволов, которые жители не могли увезти.

Такие нападения редки, потому что они стоят слишком много крови и редко приносят хорошие результаты. Однако адыг не отступает и перед этим, когда он доведен до крайности, и хотя он избегает открытой битвы