Читать книгу - "Семеновские застенки (Записки очевидца) - Н. П. Даурец"

Чав Го-тин ковырялся какими-то железными палочками в ране, приговаривая:　

— Твоя говоли буди? А?　

— Ой, скажу, ради Бога, бросьте!　

Приказано было прекратить, и его сняли. Измученный, избитый, окровавленный, задыхаясь и плача, начал он еле слышно рассказывать, что будто в Иркутске есть организация против Семенова, членом которой он состоит, и что жребий пал ему убить атамана. Но действительно ли так было, установить не удалось, и, вообще, показание еврея скорее было похоже на бред, чем на сознательное признание.　

Вскоре он умер.　

Немного ранее только что описанного случая была сформирована дисциплинарная рота, при штабе сводной маньчжурской атамана Семенова — но уже — дивизии, и все расстрелы были поручены названной роте. Командир роты поручик Атмутский[1]. Кто не знает этого зверя, который свирепствовал, главным образом, над своими?! Правая рука Тирбаха. При нем расстрелы уставным образом никогда не происходили, а всегда со зверствами. Любимый его прием — жечь на костре живьем, или после того, как отрубят ухо, нос, руку или еще что-нибудь — и тогда кладут на костер.　

Ближайшим помощником Атмутского был прапорщик дисциплинарной роты Патрикеев, который и производил все экзекуции. Атмутский не останавливался ни перед чем и всегда у начальства, в лице Тирбаха, стоял на хорошем счету, т.-е. в смысле — задушить, зарезать.　

Без образования, грубый, нервный, он всегда мучил людей с каким-то садистским наслаждением.　

Однажды чиновник интендантства дивизии Галафре был арестован, так как его подозревали в какой-то комбинации с овсом. Галафре был посажен в баню. Атмутский принес котелок овса и заставил его есть, и Галафре ел. Пищу, вообще, кроме воды, ему не приносили. Галафре сидел три дня, а потом, когда выяснилось, что он не виноват, был выпущен.　

Сейчас Галафре служит в интендантстве 1-го корпуса дальне-восточной армии, если, конечно, не плюнул и не уехал в Харбин.

ГЛАВА II

Мария Михайловна

О том, кто такая Мария Михайловна, откуда она взялась, чем занималась, — харбинцам лучше известно, и писать об этом не будем. Факт только тот, что она жена атамана Семенова, хотя у него в Верхнеудинске в то же время жила его законная жена и двое детей, Мария Михайловна — „мать атаманьша“. Другого имени ей не было — „атаманьша“.　

Часто можно было читать приказы атамана, чтобы не устраивать никаких погромов еврейских и относиться к евреям так же, как и к русским, и вообще в таком духе.　

Мария Михайловна — еврейка.　

Все это приписывали ее влиянию на атамана, и, поэтому, некоторые сильные мира сего, в лице Тирбаха, Унгерн-Штернберга и др., старались ее устранить. Атаман долго не соглашался, но должен был уступить, когда Тирбах намекнул, что он не может остаться с отрядом, и пахло тем, что все рассыплется. А Тирбах это устроил бы. Безусловно, что Тирбаха Чита и все Забайкалье боялось больше, чем атамана. В Чите Тирбаха иначе и не называли, как „божок Тирбах“ или „царь Тирбах“.　

Для устранения Марии Михайловны был вызван капитан Аргентов, поручик Атмутский и еще кто-то.　

В это время Мария Михайловна находилась в гостинице „Селект“.　

Названные офицеры подтрунивали над ней, намекая, что времена ее кончились.

Капитан Аргентов пел:　

— Ваша шейка пахнет петелькой и на ресницах есть уж смерть.　

Но пришло приказание от Тирбаха, котораго, видимо, уговорил атаман отправить Марию Михайловну в Японию, что и было сделано в эту же ночь. Но не долго она пропадала. Весной — так в конце весны — она снова появляется в Чите и еще с большими правами. Устраивает обеды, бывает на вечерах как на благотворительных, так и на других, печатает какие-то отчеты по устройству этих вечеров, а то и просто письма, подписываясь всегда „Мария Семенова“ или просто „Семенова“.　

Но в это время она уже в политические дела не вмешивается, и Тирбах и другие оставляют ее в покое, да ей и некогда было заниматься политикой.　

Вечно полупьяная, а то и просто пьяная, появлялась она в ресторанах, театрах, цирке в сопровождении целого штата личных ад’ютантов, офицеров и каких-то подозрительных дам и девиц.　

Кругом все смолкало. Слушали только ее, а говорила она громко, никого не стесняясь, так, что слышит весь театр или цирк; делает замечания артистам из своей ложи, а когда нужно, — а может быть даже и не нужно, — пускает двух или трех‘этажное словцо. Это она тоже может.　

Так живет она до средины 1920 года, пока атаман окончательно не угоняет ее в Японию, дав предварительно крупную сумму денег, где и живет она, с кем-то путаясь, а сам снова женится, но уже на девице.　

ГЛАВА III

Броневая дивизия

В начале существования отряда тоже были броневик — один или два, но что это были за броневики — одно горе! И, действительно, что может дать броневик, эта штучка на колесах? Поэтому в боевом отношении они из себя ничего не представляют и не представляли, да и потом уже, когда на Чите I-й и в Андриановке их привели, т.-е. самые обыкновенные товарные вагоны, в такой вид, что они могли служить защитой от пуль и только. Это, как в древнее время люди носили броню и щиты — защита от стрел, так теперь — народ измельчал, и броню эту он догадался передвигать, сидя в ней.

Другое дело, конечно, броне-поезд „Орлик“,но да, ведь, он зато скоро скрылся. Вообще все хорошее, что можно взять, нашлись добрые люди и подобрали　

Одним словом, броневики были удобны для перевозки ценностей и, начальства“, которое побаивалось появляться на поездах, так как все время на линию железн. дороги нападали партизаны, а боевой единицы, страшной для противника они из себя не представляли. Но броневую дивизию в Забайкалье знают, кажется, все. Особенно чувствительно было железнодорожникам и жителям тех селений, которые прилегали близко к линии железной дороги.　

Когда узнавали, что едет какой-нибудь броневик, то на станции, а также и в селении замирали все; кому нужно было — прятался; скотина-то и та, кажется, понимала: коровы не так уж сильно мычали, собак совсем было не видно. Маленьких ребят пугали броневиком. Еще раз подтверждается поговорка про человека: „Что ни зверь — то трус“. Чувствуя себя в безопасности, люди, населяющие броне-поезд, были, кажется, не людьми, а какими-то хищными, кровожадными зверями. Вот почему боялись броневика. Еще раз повторяю, что большевистские отряды, как боевую часть, броневик не считали и не боялись. Знали только, что