Читать книгу - "«Господь! Прости Советскому Союзу!» Поэма Тимура Кибирова «Сквозь прощальные слезы»: Опыт чтения - Роман Лейбов"

отмеченные выше аллюзии на «Руслана и Людмилу» парадоксально и эффектно соединяются с интимно-биографическим характером финального обращения.

72

Глава I

Пять глав поэмы К. складываются в своеобразный «краткий курс» по истории уходящего в небытие Советского Союза. Комментируемая глава охватывает тот период, который чуть расширительно называют 1920-ми гг. (с октября 1917 г. по конец 1929 г.). При этом, как и из советских учебников истории, из летописи К. практически выпадает эпоха НЭПа (1921–1927) в ее разнообразии; см. об этом в нашей вступительной статье. Вообще, реалии и подробности в этой главе представлены крайне скупо, их присутствие в поэме будет нарастать по мере приближения к «личному времени» повествователя.

Ф. Раневская исполняет «белогвардейский романс» в фильме «Александр Пархоменко»

В качестве основного материала для выстраивания собственного «центонного» текста К. в I гл. использовал русские революционные песни конца XIX – начала ХХ вв., поэзию Блока, «Гренаду» (1926) Светлова, а также некоторые вошедшие в советский канон произведения советской культуры 1930-х и более поздних лет, осмыслявшие феномен предшествующего десятилетия. С цитатами, представляющими советский революционный дискурс, в главе контрастно соседствуют отсылки к сентиментальным отечественным романсам, ассоциирующимися, в том числе и в советской культуре, со вкусовыми пристрастиями белогвардейцев, а впоследствии – представителей первой русской эмиграции.

73

<Эпиграф>

В эпиграф вынесен чуть переиначенный стих из так называемой «Рабочей марсельезы» ([17], первоначальное авторское название – «Новая песня») одного из идеологов революционного народничества Петра Лавровича Лаврова (1823–1900) (у Лаврова: «Купим кровью мы счастье детей» (см. первую публикацию: «Вперед!» 1875. № 12, без подписи). Приведем текст этого сочинения с купюрой:

Отречемся от старого мира!

Отряхнем его прах с наших ног!

Нам враждебны златые кумиры;

Ненавистен нам царский чертог!

Мы пойдем в ряды страждущих братий,

Мы к голодному люду пойдем;

С ним пошлем мы злодеям проклятья,

На борьбу мы его позовем:

Вставай, подымайся, рабочий народ!

Вставай на врагов, брат голодный!

Раздайся крик мести народной!

Вперед!

<…>

И взойдет за кровавой зарею

Солнце правды и братства людей.

Купим мир мы последней борьбою:

Купим кровью мы счастье детей.

И настанет година свободы,

Сгинет ложь, сгинет зло навсегда,

И сольются в едино народы

В вольном царстве святого труда…

Вставай, подымайся, рабочий народ!

Вставай на врагов, брат голодный!

Раздайся крик мести народной!

Вперед!

(Вольная русская поэзия: 267–268)

Эта вольная фантазия на тему гимна французской республики «Марсельеза» («La Marseillaise») Руже де Лиля, охарактеризованного Блоком как «прескверные стихи, корнями вросшие в русское сердце» (Блок 1962: 138), очень быстро завоевала популярность в России и превратилась здесь в одну из самых часто исполнявшихся революционных песен. С февраля 1917 по январь 1918 г. она даже играла роль государственного гимна (подробнее см.: Фахретдинов 2018: 118 и след.). К. выбрал для I гл. СПС именно такой эпиграф из «Новой песни», вероятно, потому, что в стихе Лаврова (в оригинале у Руже де Лиля ни про каких детей речи нет) был предсказан один из самых цинических принципов идеологии большевизма: «Цель оправдывает средства». Еще одна цитата из «Рабочей Марсельезы» возникает в IV гл. СПС (см. с. 309–311). Интересно, что в оригинальном варианте размер стиха Лаврова (трехстопный анапест) совпадает с основным размером СПС и I гл. в частности; однако в варианте К. анапест превратился в дольник с нулевой анакрусой. Очевидно, К. цитирует текст по памяти, причем, скорее всего, знаком он с ним по какому-то вторичному источнику (иначе запомнил бы размер, тем более что первый куплет этой песни был известен всем и постоянно исполнялся в СССР). Получившийся стих не ложится на мелодию «Рабочей Марсельезы», зато вполне укладывается в размер песни, о которой пойдет речь в первом стихе I гл., – «Варшавянки».

74

Спой же песню мне, Глеб Кржижановский! / Я сквозь слезы тебе подпою,

Е. Авилова и Р. Нурмухамедова усматривают в зачине этой и нескольких следующих глав отсылку к двум ст-ниям: «Пой же, пой. На проклятой гитаре…» С. Есенина и «Спой мне, спой, Прокошина…» М. Исаковского (Авилова, Нурмухамедова: 70). Однако К. здесь и далее, повторяя призыв спеть, отсылает не к конкретным текстам, а к большой поэтической традиции, в которую входят и ст-ния Есенина с Исаковским. Эта традиция объединяет множество русских ст-ний, содержащих призывы «Спой!», «Пой!», «Спой же!», «Пропой!» и т. п. и часто стилизованных под песни (некоторые из них в итоге песнями и стали). Самое известное из таких ст-ний – пушкинский «Зимний вечер» («Буря мглою небо кроет…», 1825). Из ряда советских песен отметим «Веселый ветер» (1936, муз. И. Дунаевского, сл. В. Лебедева-Кумача), прямые цитаты из которой встретятся читателю во II гл. СПС (с. 212–213). Конструкция спой… я… подпою (она снова встретится в финале I гл. и в зачине II гл.) шлет читателя к пионерской песне поздней советской эпохи (описывающей, впрочем, ранние пореволюционные годы) – «Песне о первом пионерском отряде» ([18],1964, муз. А. Долуханяна, сл. С. Рунге):

Спой

песню, как бывало,

Отрядный запевала,

А я ее тихонько подхвачу.

И молоды мы снова,

И к подвигу готовы,

И нам любое дело по плечу.

(Антология советской детской песни: 40)

Заметим сразу, что взгляд на революцию сквозь иногда искренний, а иногда – натужно-официальный романтический пафос оттепели встретится нам и дальше.

Упоминание имени Глеба Максимилиановича Кржижановского (1872–1959) вслед за появлением в эпиграфе фамилии Петра Лаврова закономерно. Кржижановский в поэме как бы подхватывает дело Лаврова: оба были профессиональными революционерами, оба создали русские поэтические варианты популярнейших революционных песен. Кржижановский в 1897 г. перевел с польского языка «Варшавянку» («Warszawianka») (между 1879 и 1883 гг.) Вацлава Свенчицкого (название песни утвердилось после 1905 г., мелодия русской «Варшавянки» [19] несколько отличается от оригинальной версии Юзефа Плавиньского):

Вихри враждебные веют над нами,

Темные силы нас злобно гнетут,

В бой роковой мы вступили с врагами,

Нас еще судьбы безвестные ждут.

Но мы подымем гордо и смело

Знамя борьбы за рабочее дело,

Знамя великой борьбы всех народов

За лучший мир, за святую свободу.

Припев (2 раза):

На бой кровавый,

Святой и правый

Марш, марш вперед,

Рабочий народ!

<…>

Нам ненавистны тиранов короны,

Цепи народа-страдальца мы чтим.

Кровью народной залитые