Читать книгу - "Правила Константинопольского синода 1276 года - Мария Владимировна Корогодина"

Освящение относится к архиерейским службам, и совершить его не всегда было возможно. В некоторых случаях, во время вдовства кафедры, освящение мог совершить нареченный на епископию клирик, как это случилось в 6738 (1230) г. в Ростове, когда архимандрит Кирилл, будущий Ростовский епископ, освятил Успенский собор после перенесения в него мощей Леонтия Ростовского [Лаушкин, 2023, с. 20–23][126]. Однако при отсутствии архиерея или выполняющего его функцию клирика, который имел право совершить чин освящения, на престол неосвященного храма мог полагаться освященный в ином месте и в иное время антиминс, что позволяло в дальнейшем служить литургию. Можно полагать, что во второй половине XIII–XIV в. необходимость использовать переносные антиминсы возникала в различных ситуациях, как у кочевников-христиан в южных степях, так и у жителей разоренных северных княжеств. Положение усугублялось тем, что пришедшую Орду пытались христианизировать в самый разгар нашествия, однако из-за кочевого образа жизни степняки, даже приняв христианство, не ставили церквей, хотя археологические данные свидетельствуют о многочисленных находках нательных крестиков [Полубояринова, 2010а; 2010б; Галимов, 2015, с. 148–149]. В результате длительных неурядиц – разорения церквей, постоянных набегов и отсутствия архиереев – разница в отправлении христианской службы между кочевниками и оседлым населением почти стерлась. Тем и другим с трудом приходилось изыскивать возможности для совершения таинств. Вопрос, как совершать литургию при отсутствии церквей, должен был волновать не только Сарайского епископа, а всех русских епископов, решить же его можно было с помощью переносного престола, функцию которого выполнял антиминс.

Наиболее ранние упоминания антиминсов собраны К. Никольским и И. И. Срезневским. Самый ранний антиминс (называемый «жьртвьникь») относится к 6657 (1148) г.; он был освящен епископом Новгородским Нифонтом для одного из Владимиро-Суздальских храмов [Срезневский, 1874, с. 15–17] и впоследствии возвращен в Новгород. Следующий по времени антиминс отстоит на два столетия и датируется 6851 (1343) г.; он найден в Новгороде и не имеет указания на конкретную церковь. Еще один антиминс, найденный в Ростовских землях, датируется 1395 г.; плохая сохранность не позволяет понять, записано ли на нем посвящение и кто его освятил. Несколько антиминсов первой половины – середины XV столетия относятся исключительно к Новгородской епархии, причем один из них, датируемый 6948 (1440) г., также не имеет указания на храм, которому он предназначался [Там же, с. 7, 18–21]. О положении антиминса на престол при освящении церкви упоминается в новгородском архиерейском Требнике рубежа XIV–XV вв.: «Обошьют тряпезу въ чистъ платъ, таже индитию, и антимисъ, и литонъ наложать, и Еуагелие» [Желтов, 2017, с. 165].

Можно предполагать, что обилие новгородских антиминсов объясняется исключительной сохранностью новгородских материалов. Однако столь явная закономерность, при которой лишь один антиминс обнаружен за пределами новгородских земель (причем ни происхождение, ни посвящение его неизвестно), заставляет думать, что использование антиминсов, необязательное в Киевской митрополии, было в ранний период характерно для Новгородской епархии, а в иных землях было большой редкостью. Характерно, что антиминс, освященный епископом Новгородским Нифонтом в 1148 г. для одного из храмов Ростовской епархии, был возвращен в Новгород, вероятно, после того, как престол церкви был освящен по полному чину. Возможно, отсутствие каких-либо традиций использования антиминсов заставило Ростовского архиерея отказаться от хранения освященного плата.

Как можно видеть, большинство новгородских антиминсов освящены для конкретных храмов, в которых они и должны были храниться. Однако два антиминса, не имеющие посвящения, надо полагать, были освящены для использования «по нужде». Как именно они применялись, можно понять из послания митрополита Киприана, отправленного в 1395 г. в Псков. В числе прочего митрополит пишет о своем недавнем посещении Новгорода (региона, где наиболее широко использовались антиминсы) и о том, что он освятил там антиминсы для псковских церквей. Вместе с посланием митрополит Киприан отправил в Псков еще 60 антиминсов [РИБ, т. 6, стб. 240]. Очевидно, многие из них должны были быть переданы в неосвященные церкви; однако трудно представить себе, будто в окрестностях Пскова было столько неосвященных церквей, что духовенству не хватило первой партии посланных антиминсов и митрополиту пришлось освятить еще 60! Можно полагать, что некоторые из них могли использоваться в качестве переносных, а не только предназначаться для совершения литургии в неосвященных церквах.

Впрочем, прямых указаний на «походную» форму богослужения в русском материале мы не находим, кроме правил Константинопольского синода. Исследуемая статья является наиболее ранним и чрезвычайно редким свидетельством того, что в Киевской митрополии использовались переносные престолы. При этом правила Константинопольского синода говорят о «трапезе», не называя ее антиминсом. Это слово было хорошо известно: оно употребляется впервые в «Вопрошании Кирика» (тоже новгородском памятнике), послании митрополита Киприана и многих иных переводных и оригинальных текстах, обозначая престол в алтаре [СлРЯ XI–XVII вв., вып. 30, с. 95]. В чине освящения церкви «трапезой» называется деревянная или каменная доска, покрывающая престол, на которой располагаются все священные покровы. Ее смещение влекло за собой необходимость совершать особый чин «о поколебавшейся трапезе» или даже заново освящать церковь. Очевидно, эта часть престола не могла выноситься из церкви и перемещаться куда-либо ради похода или выездного богослужения. При этом для обозначения антиминсов используются слова «жьртовьникь», «олтарь», за которыми также трудно увидеть плат, а не положенную на алтарь доску. Это позволяет предположить, что в русской версии правил Константинопольского синода слово «трапеза» было использовано в необычном значении «антиминс», учитывая, что именно он был предназначен для совершения службы за пределами храма.

В формулировке ответа в данной статье присутствует несколько реминисценций из разных книг. Выражение «со страхом и трепетом» часто встречается в Священном Писании (Пс. 2:11; 2 Кор. 7:15; Фил. 2:12). Повеление приготовлять службу «в чистѣ мѣстѣ» находит точный аналог в древнерусских чинах исповеди XIV в., в которых предписывается совершать таинство в церкви, если же это невозможно – то «в чистѣ мѣстѣ» [Алмазов, 1894, т. 3, с. 103, 106]. Упоминание «хотящих людей» (которых А. С. Павлов предлагал понимать как кочевников – «ходящих людей»[127] [РИБ, т. 6, стб. 136]) происходит из Тактикона Никона Черногорца, где в Слове 29, посвященном антиминсам, говорится о людях, стремящихся служить литургию: «Яко хотящии сподобитися пречистаго просвещения к сборным да приходят церквам и тамо дара сего да восприемлют» [Hannick, 2014, Teil Bd. 2, S. 767, Слово 29.7]. Правило Константинопольского синода, разумеется, не может рассматриваться в качестве непосредственной цитаты Тактикона Никона Черногорца, но является скрытой отсылкой к нему: хотящие совершать литургию должны приходить к соборным церквам, если же у них нет «покойного» места, могут перенести престол.

Статья обрисовывает весь комплекс проблем, характерных для жизни в степи, где уцелевшее после набегов православное население было смешано с представителями самых разных