Читать книгу - "Аман Тулеев. С моих слов записано верно - Аман Гумирович Тулеев"

Бывает же такое! Как нарочно, рядом с Домом политпроса строители вырыли глубокую яму, раскидав вокруг кучи глины. Чтобы миновать препятствие, предстояло пройти по узкой козьей тропке. Тут и трезвому сложно удержать равновесие, а пьяному – тем более. Ельцин сам идти не мог, ему надо было на кого-то опираться. Охранники остались в гостинице, спали без задних ног. Деваться некуда: я сам вытащил Бориса Николаевича из машины, стал проводить рекогносцировку местности. Смотрю, у здания уже выстроились шахтеры, ждут журналисты с телекамерами. Что делать? Идем вдвоем, я на подстраховке. С одной стороны – дорога, по которой, не сбавляя скорости, едут машины, с другой – котлован. Волоку на себе Ельцина и молюсь, чтобы не поскользнуться на глине, не загреметь в яму. К счастью, обошлось без падений, вымазались мы, правда, прилично, но добрались до входа благополучно.

Люди радостно бросились навстречу: «Здравствуйте, Борис Николаевич! Мы вас давно ждем». А Ельцин молчит, ему не до приветствий. Я за него руки жму, отвечаю: «Здравствуйте, товарищи, здравствуйте!» Журналисты все это снимают, готовятся вопросы задавать. Вдруг из толпы вылетает рабкомовец и тычет пальцем в мою сторону:

– Тулеева в здание не пускать!

Я же в контрах был с рабочими комитетами, собачился с их представителями на заседаниях облсовета.

Борис Николаевич вмиг протрезвел, буквально взвился:

– Я тебе не пущу! Тулеев пойдет со мной!

Усадил я Ельцина за стол в президиуме. Началась встреча. Вижу, Бориса Николаевича мучает жажда. Еще бы, после выпитого накануне на кого угодно «сушняк» нападет! А организаторы даже не догадались чашку чая предложить. Какое там!

«Воды принеси!» – шепнул я одному из забастовщиков. Он побежал куда-то за сцену и через пару минут вернулся с граненым стаканом и… алюминиевым чайником. Где только отыскал такой? Наверное, со времен Гражданской войны сохранился.

Ельцин вместо того, чтобы налить воду в стакан или меня попросить, если сам не в состоянии, взял чайник и начал пить из носика! А камеры стрекочут! Наверное, эти записи где-то сохранились в архиве…

К счастью, в тот раз Борису Николаевичу не пришлось много говорить. Шахтеры упивались собственным красноречием. В страшном гвалте обсуждалось соглашение, которое должны были подписать председатель Верховного Совета РСФСР и руководители рабочих комитетов Кузбасса. О содержавшихся в нем требованиях можно судить по таким пунктам: запретить октябрятскую и пионерскую организации, разогнать комсомол, сократить численность армии и срок службы в ней.

Понятно, что эти вопросы никак не могли быть решены на подобном сходе, но Ельцин подмахнул бумагу, даже не пытаясь вникнуть в суть. Правда, на следующий день, проспавшись и окончательно протрезвев, попросил меня: «Прочти, Аман, что я вчера подписал». Я начал зачитывать вслух: комсомол и пионерию разогнать, партийное руководство – к ответу… Не надо забывать, что Горбачев в тот момент оставался у власти, да и жили мы по-прежнему в Советском Союзе, подчинялись законам, Конституции СССР, где до марта 1990 года сохранялась 6-я статья о КПСС как руководящей и направляющей силе советского общества.

Ельцин взмолился: «Аман, уничтожь этот лист, прошу тебя!» Я искренне изумился: «Да как же уничтожу, Борис Николаевич?! Ведь официальный документ. Кроме того, оригинал с вашей подписью в руках у рабочих комитетов». Но Ельцин продолжал настаивать: «Реши! Никто другой не сможет, а ты сумеешь!»

Пришлось идти на сговор с членом секретариата. За пару бутылок водки он вынес первый экземпляр злополучного договора. Повезло, что вся эта ахинея про запреты и разгоны уместилась на одной странице, которую я, недолго думая, вырвал из договора.

Принес я выдранный лист Ельцину, отдал ему в руки. «Вот, – говорю, – сделал, как вы просили, летите спокойно дальше». А он меня не отпускает, целует: «Аман, ты меня спас! Век не забуду!»

Помню, окружающие смотрели на нас в недоумении, никто не мог понять, от чего Тулеев уберег Ельцина.

Через несколько месяцев Борис Николаевич подарит мне книгу «Исповедь на заданную тему», где на титульном листе его рукой будет написано: «Благодарен тебе. Помню!» Книга долго лежала в моем рабочем кабинете на столе, а потом куда-то пропала, кто-то спер…

Тогда, в августе 1990 года, мы простились тепло. Из Кузбасса Ельцин собирался лететь на Дальний Восток. Обычным рейсовым самолетом, вместе с рядовыми пассажирами. Игра в популизм продолжалась… Когда подъезжали к аэропорту Новокузнецка, Борис Николаевич вдруг наклонился ко мне и шепнул на ухо: «Аман, а кто орал на нас той ночью на даче?» Вспомнил! Кто бы мог подумать? Ведь казалось, что Ельцин совсем ничего не соображал тогда. Нет, голова работала…

И последний штрих того визита: нас вывезли сразу на летное поле. И тут Ельцину приспичило справить малую нужду. Пассажиров вежливо попросили отойти в сторонку, не смотреть. Борис Николаевич вышел из машины и… помочился на колесо самолета. Поэтому я ничуть не удивился, узнав, что будущий президент России проделывал этот же трюк во время первого визита в США в 1989 году. «Премьера» состоялась в американском Балтиморе, а на кемеровской земле номер был повторен на бис…

Но вернемся в осень 1990-го. Она выдалась непростой, не успевали убрать урожай с полей. Я обратился к землякам с призывом помочь селянам. В ответ услышал грубую отповедь руководства Союза трудящихся Кузбасса, дескать, да пусть ваш урожай хоть сгниет… Словно я о собственном благе беспокоился! Такова была позиция рабочих комитетов: продукты будем закупать в обмен на уголь, а до земли нам дела нет, может бурьяном зарастать.

Той зимой стояли сильные морозы. В адрес облсовета и облисполкома каждый день шли телеграммы из разных частей страны: не дайте замерзнуть, грузите уголь! С теми же просьбами приезжали «ходоки»: домны переведены на тихий ход, отопление в больницах и школах стоит на минимуме, дети, учителя, больные, врачи не могут согреться… Да и самому Кузбассу требовался уголь.

И в такой ситуации рабочие комитеты наметили новую политическую забастовку. Бессрочную!

Я обратился к шахтерам с телеэкрана: «Мужики, не наделайте глупостей, прекращение добычи угля приведет к неисчислимым бедствиям. Представьте свои семьи в замерзающих квартирах, жен в неотапливаемом роддоме…»

Дошло! Забастовка не состоялась. Но с этого момента рабочий комитет вошел в жесткий клинч с областным советом.

Не раз мне доводилось убеждать и Бориса Николаевича: «Не подталкивайте народ к забастовкам. Зачем они вам? Ясно же, что на ближайших выборах станете президентом России. Если промышленность будет разрушена, как потом управлять страной?»

Тем не менее на 4 марта 1991 года областной стачком наметил «открытие» нового забастовочного сезона. Мой призыв не останавливать работу на этот