Читать книгу - "О крестьянстве и религии. Раздумья, покаяние, итоги - Леонид Иванович Колосов"

И мы прожили еще 2 года и к нам вошло всего 45 хозяйств. За это время довели хозяйство фермы до 75 дойных коров, кроме того, молодняк, овец 120 маток, имели свиноводческую ферму. И вот приезжает ко мне председатель куста и говорит, что райком партии организовывает артель. Ну и это сделали. Вот плохо стало с дисциплиной. Стал переход из артели в коммуну, из коммуны в артель. Но все-таки правительство учло, сделали одно. У нас сделали сливание в артель. Дали нам председателя из г. Горького, из рабочих. Но он работал только одно лето, его исключили из партии и выгнали из колхоза за отказ выполнить госпоставки. Прислали из с. Арбажа Солоницина, но и тот проработал всего один год, уехал в больницу, взял бюллетень и отказался от работы.

В то время проходила государственная чистка партии и меня исключили…Люди до поры подготовились, чтобы меня исключить. Родственники бывших лишенцев. И меня исключили…

Начальник политотдела говорил, что меня исключили неверно, по ложным наветам, пиши кассацию, тебя восстановят. Но я сказал: «Я буду беспартийным большевиком, меня опасаться не будут, а я буду работать так же, как член партии».

***

О двух темах умолчал отец. Первая — о борьбе с религией. Вторая — о своем отце (моем дедушке) Александре Ивольевиче, бывшем старосте деревни, при котором была построена деревенская часовня, ставшая в комсоветское время магазином. Дом дедушки, признанного «подкулачником», был разобран и использован для строительства колхозного клуба (до сих пор стоит эта часть разрушенного уже клуба). Поэтому, наверное, и не сходятся его цифры о количестве «подкулачников» с моей.

Когда отец писал мне эту тетрадь, он уже потихоньку крестился за печкой.

Эта проклятая большевистская социализация деревни прошлась плугом, топором и по нашей семье, разделяя сына и отца, внука и деда, мужа и жену.

Снова повторюсь, что я и комментировать своего отца не вправе. Я был воспитан им и долго — долго находился в плену его ошибочного мировоззрения. Прозрел я слишком поздно, да и другая жизнь дала основания мне прозреть. Я думаю, проживи он дольше, как думающий и добросовестный труженик, понял бы не хуже меня свои заблуждения, ошибки и грехи. Я лишь прошу Бога, а также всех, кому мы причинили вольную и невольную боль, простить нас грешных, если это возможно. Мы виноваты, мы забыли заповеди Божьи: не завидуй дому чужому; возлюби ближних, а тем более таких же тружеников, собратьев по крестьянской доле как самого себя; не создавай кумиров (тем более из сатаны).

Привожу два списка репрессированных хозяев при раскулачивании в нашей деревне Вынур. 1) Раскулаченные или лишенцы — лишенные всех гражданских прав и собственности, репрессированные кто с прямой формулировкой «расстрел», кто — «сослан», а так как безвозвратно — в принципе одно и то же. 2) Подкулачники или твердозаданцы — им давали такие налоги, что лучше бросать землю, нажитое добро и уезжать. К тому же они стояли на особом учете.

В списках только хозяева семей. В каждой семье, по моим данным, в нашей деревне было как минимум 5 человек. Значит, репрессировано 135 человек из 700 жителей деревни. Сведения мои из опросов надежных людей, не из советской статистики. По этому вопросу трудно узнавать что-либо, да и советской статистике верить, я убежден, нельзя. Как сказала А. Ахматова в своем реквиеме: «Люди убиты и списки утеряны».

СПИСОК хозяев раскулаченных семей деревни Вынур Пачинской волости

Яранского уезда Вятской губернии

СПИСОК хозяев семей, репрессированных при раскулачивании по форме

подкулачников — твердозаданцев, деревни Вынур Пачинской волости

Яранского уезда Вятской губернии

Раскулачивание и насильственное кооперирование раскололо деревню. Разрушился крестьянский мир, который очень долго создавался и поддерживался. Резекция по живому телу. Ведь все жители деревни были связаны каким-то образом друг с другом. Кровным родством или свояническим. Зло растекалось по всей деревне.

Когда продотряды налетали (как, впрочем, татары или другие завоеватели), тоже было плохо. Но воспринималось как временное, что когда-то кончится. Можно пережить как-то. А тут делалось своей вроде бы властью, соседями по жизни. И ведь не просто отбирали добро, еще что-то. Ведь жить — жить! — не давали!

Я буду приводить сведения, которые мне удалось получить, повторяю, от надежных людей. Рассказываю не только о репрессированных, но и об их потомках. Об отобранных у них домах, чем они занимались. Итак, по порядку.

Братья Колосовы Михаил и Алексей Филипповичи жили посередине нашей улицы в основательных пятистенках, один и сейчас успешно используется для жизни учителей, а другой, двухуровневый, очень редкий (пожалуй, единственный в деревне) для наших мест, еще в военные годы использовался под медпункт. А потом его не стало… На меже между осырками братьев вольно разросся и долго красовался тополь…

Алексей был сослан и о его судьбе, как и всех сосланных, ничего не известно. Михаил с женой Анастасией Федоровной уехали в Москву еще до войны. Жена Алексея Матрена Акимовна жила одна и умерла где-то в конце войны.

А любовь Алексея — Татьяна Ивановна (Алешиха, так величали в деревне) жила с сыном в маленьком домишке (по-моему, рядом со своим братом Никитой Ивановичем Колосовым, погибшим в войне). Выучила сына Николая Алексеевича (он учился и дружил с моим братом Николаем в Арбажской десятилетке), стал офицером и погиб в бою в 1943 г. Помню, лет 5–7 мне было, она зазывала меня к себе, рассказывала много, показывая фотографии сына и брата, плакала… Я мало что запомнил, к сожалению… Но об отце сына — ничего. Боялись все.

Чем занимались братья, кроме землепашества, что позволило им, трудягам стать зажиточными, не знаю точно. Наверное, маслодельным и санным производством, требовавшим больших интеллектуальных и организационных усилий. Я хорошо знал их сестру Екатерину Филипповну Новикову (по мужу). Изменение фамилии и спасло ее и ее семью. Она была очень умная, рассудительная. Дружила с моей мамой. В 50х годах она уехала жить к сыну, Новикову Григорию Дмитричу, ответственному работнику ЦК КПСС, когда-то активному комсомольцу деревни, другу моего брата Михаила (они вместе учились в Яранске в семилетке и получили заразное большевистское политическое воспитание).

Самым богатым «кулаком» считался Вахрушев Иван Викторович. Его единственный в деревне кирпичный дом с львиными барельефами стоит до сих пор. Никто в нем не жил, иногда использовали для производственных нужд