Читать книгу - "Жизнь русского обывателя. Часть 3. От дворца до острога - Леонид Васильевич Беловинский"

отвага и хладнокровие от них требовались отменные. Рослый и тучный князь А. А. Щербатов говорил о себе: «По телосложению своему я мог быть только кирасиром». В начале XIX в. личный конвой Александра I составляли кирасиры, и оказалось, что они просто не поспевают на своих огромных конях за императором. Егерская, конно-егерская, а особенно гусарская и уланская служба требовали также отваги, но еще и дерзости, лихости, подвижности и индивидуализма: в пикеты и секреты, для прикрытия флангов, разведки, рейдов по тылам врага, завязывания огневого боя и прикрытия отходящих войск кого попало нельзя назначать. Набирали сюда людей малорослых и энергичных, ловких. Знаменитый Денис Давыдов сначала поступил в Кавалергардский полк, и в записках он иронически писал о себе в третьем лице, как его привязали к огромному палашу и опустили в глубокие ботфорты; зато потом в гусарах этот малорослый человек оказался как раз на месте. Естественно, что такие люди еще и отличались пренебрежением дисциплиной, склонностью к дерзким выходкам и пьянству. Даже внешний вид их должен был свидетельствовать об их характере: в первой четверти XIX в. офицерам была запрещена растительность на лице, кроме бакенбард, но в легкой кавалерии усы, украшение лихача, были дозволены. Недаром Козьма Прутков говаривал: «Если хочешь быть красивым – поступай в гусары».

Кстати уж здесь скажем о некоторых специфических чертах внешнего облика офицеров. Всем со средней школы хорошо известно, какое внимание русские императоры, а за ними и генералитет придавали внешним формам военной жизни: выправке, маршировке, деталям форменной одежды. Отсюда вытекали и строжайшие требования к соблюдению формы: в первой половине XIX в. за расстегнутую пуговицу мундира, не говоря уже о неположенных галошах, можно было попасть на гауптвахту, а то и вылететь из полка. Строжайше регламентировалось все. В XVIII в. военным рекомендовалось носить усы, хотя требование было не слишком жестким. Павел I предписал непременное ношение усов: у кого они росли плохо, в строю приходилось носить накладные, а светлые усы ваксились. С начала XIX в. ношение усов офицерами было строго запрещено, кроме гусар и улан. В 1820 г. усы были разрешены всем кавалерийским офицерам, а в 1832 г. – всем офицерам вообще, в том числе и в отставке. Во второй половине XIX в. можно было носить усы с подусниками, т. е. переходящие в бакенбарды (так брился Александр II), а с воцарением носившего бороду Александра III можно было вообще не бриться. К прическе таких строгих требований не было. Правда, весь XVIII в. военные носили парики: сначала алонжевые, с длинными локонами, с 1727 г. пудреные, гладко причесанные, с буклями на висках (в л. – гв. Преображенском полку поначалу парики имели по три букли, в Семеновском – по две, в прочих полках – по одной) и косичкой с черным бантом; в 1785 г. у солдат парики были отменены, но офицеры продолжали носить их, а Павел I требовал не просто ношения париков, но и с косами строго определенной длины, для чего в полки были розданы железные мерки. Коса вкладывалась в узенький «кошелек» из черной тафты и к ней прикалывался черный бант сложной формы. В 1801 г. у солдат были отрезаны косы и убраны букли, а короткий пучок сзади перевязывался лентой, офицерам же парики были оставлены на их усмотрение. Вскоре парики вообще были отменены, но требовались недлинные, слегка подвитые, густо напудренные волосы. В 1809 г. пудра была запрещена, можно было стричься на любой манер, но волосы рекомендовались короткие.

Тем не менее даже в этих условиях военные, которые в ту пору были большими щеголями, ухитрялись следовать моде. Так, в конце 1810-х гг. появилась мода как можно туже перетягивать талию офицерским шарфом с очень длинными концами («а талии так тонки», – говорит грибоедовский полковник Скалозуб) и говорить с командной хрипотцой (самого Скалозуба Чацкий описал так: «Хрипун, удавленник, фагот»); напротив, в XVIII в. слабо повязанный шарф оттягивали на животе вниз, так что вырисовывалось рельефное пузцо. В 30-х гг. XIX в. появилась мода на большие эполеты, словно крылышки, загибавшиеся вверх над плечами (М. Ю. Лермонтов отметил такие эполеты у только что произведенного в офицеры Грушницкого). После Крымской войны стали шить мундиры с зауженными плечами, и только что введенные погоны спускались на верхнюю часть очень длинных рукавов, обшлага которых закрывали пальцы, а удлиненные панталоны зауживались у ступни и расширялись в колене, напоминая шаровары. Эта мода появилась под влиянием французских легких африканских стрелков, зуавов, своей лихостью и дерзостью оказавших большое впечатление на русских. На фотографиях того времени можно также увидеть, как, вопреки правилам, плетни и петли аксельбантов развешиваются по всей груди. При Александре III введен был мундир русского покроя, носившийся с шароварами, и на некоторых портретах, особенно у казачьих офицеров и восточно-сибирских стрелков можно увидеть преувеличенно широкие шаровары, спускавшиеся на низко опущенные, собранные в гармошку голенища сапог: это считалось признаком лихости; одновременно известны скандальные случаи выхода в отставку гвардейских офицеров, не желавших носить «кучерский кафтан». Точно так же у кадровых офицеров, особенно кавалерийских, можно увидеть на фотографиях фуражки с лихо смятой тульей, а у сибирских стрелков огромные папахи с длинными космами собачьего меха. Предметом щегольства служили и непременные офицерские шпоры, и каждый молодой гвардейский офицер ценой экономии на обедах считал нужным обзавестись шпорами от знаменитого мастера Савельева, с «малиновым» звоном; их ремешки отпускали и слегка пришаркивали на ходу ногами, чтобы шпоры, волочась по плитам тротуара или паркету, нежно звенели. В 50–70-х гг. всем офицерам полагались сабли (с 1881 г. офицеры пеших войск и драгунской кавалерии носили шашки). Хотя на ножнах были короткие цепочки с крючками, чтобы носить оружие у бедра, модно было низко отпускать сабли на пасиках портупеи, и ножны с грохотом волочились по плитам тротуара, либо сабля небрежно перебрасывалась через руку; чтобы тонкий металл ножен не протирался о камень, на их концах стали делать стальной гребень, который и скользил по панелям, высекая искры. Конечно, можно слегка посмеяться над этим, но, глядя на нынешних офицеров в висящих мешком камуфляжных штанах, можно и задуматься: не лучше ли, когда военный, пусть и преувеличенно, гордится своим мундиром и своей службой.

Выбор рода и места службы диктовался разнообразными причинами. Иногда он был случайный, иной раз был обусловлен возможностью протекции со стороны знакомых и родственников при прохождении по лестнице чинов, нередко причиной выбора полка была служба в нем в прежние годы отца, деда и т. д.; А. А. Брусилов, выходя из Пажеского корпуса, выбрал 15-й драгунский Тверской полк «вследствие того, что дядя и тетка рекомендовали мне именно этот полк, так как он ближе всех стоял к месту их жительства» (24, с. 16). Иной же раз на выбор влияла даже… форма. Так, А. Н. Вульф, решивший перейти из статской службы в военную в надежде на более