Читать книгу - "Уильям Шекспир. Человек на фоне культуры и литературы - Оксана Васильевна Разумовская"

со стороны современников Шекспира. В большинстве своем они разделяли идею о том, что женщина нуждается в нравственном руководстве и социальном контроле, поэтому немало елизаветинских пьес построено на мотиве «урока женам», и далеко не все они относятся к комическому жанру. К примеру, драма Томаса Хейвуда «Женщина, убитая добротой» (1603) рассказывает историю неверной жены, которой супруг «великодушно» прощает ее провинность и позволяет ей самой избрать себе наказание. Истерзанная муками совести женщина отказывается от еды и умирает от голода[150].

Елизаветинцы усматривали между хорошим аппетитом и сладострастием у женщин отчетливую связь, так что ограничение или отказ в еде был одним из пунктов «укрощения» особ, обвиняемых в уклонении от подобающего их полу поведения (целомудренного и смиренного). Петруччо тоже пользуется этим методом, чтобы подчинить себе страстную и неукротимую натуру Катарины. Другие его методы не менее жестоки (хотя публика того времени едва ли находила их таковыми): лишение отдыха, сна, угроза физического насилия, публичное унижение и т. д. Результат не заставляет себя ждать: из колоритной, острой на язык, запоминающейся женщины Катарина превращается в марионетку, безвольную и безжизненную куклу, послушную воле «господина». Кульминация этой метаморфозы – затянутый и нудный монолог «укрощенной» строптивицы на тройном брачном пиру, куда она силой притаскивает свою сестру и жену Гортензио. Риторика этой речи созвучна церковным проповедям и средневековым назидательным трактатам и выражает патриархальные воззрения на мужские и женские роли в обществе и в мире:

Муж – повелитель твой, защитник, жизнь,

Глава твоя. В заботах о тебе

Он трудится на суше и на море,

Не спит ночами в шторм, выносит стужу,

Пока ты дома нежишься в тепле,

Опасностей не зная и лишений.

А от тебя он хочет лишь любви,

Приветливого взгляда, послушанья —

Ничтожной платы за его труды.

Как подданный обязан государю,

Так женщина – супругу своему.

Когда ж она строптива, зла, упряма

И не покорна честной воле мужа,

Ну чем она не дерзостный мятежник,

Предатель властелина своего?[151]

Монолог Катарины очень диссонирует с той концепцией женского предназначения, которую Шекспир прямо или косвенно выражает в остальных своих произведениях. Не стремясь идеализировать женскую природу как таковую, драматург при этом был не склонен безоговорочно разделять женоненавистнические установки патриархального общества, отводящего прекрасной половине человечества весьма незавидную, второстепенную роль в картине мироздания. Идея рабского подчинения жены мужу не находит у Шекспира ни сочувствия, ни понимания: в своих пьесах он с искренним восхищением рисует образы сильных, отважных, наделенных чувством своего достоинства женщин – Розалинду, Дездемону, Порцию. Если Шекспир изображает тщеславие, властолюбие или жестокость своих персонажей, то он не привязывает порок к определенному полу, в равной степени осуждая его как в героях, так и в героинях. В целом его творчеству не свойственна елизаветинская мизогиния, диктующая необходимость «воспитания» женщин и контроля над ними, – как раз наоборот, в ряде произведений в роли ученика оказывается мужской персонаж, а наставления и нравственные уроки ему дают представительницы прекрасного пола. Дездемона, надеясь уговорить мужа простить провинившегося Кассио и тем самым преподать ему урок снисхождения и милосердия, обещает «в школу превратить его кровать». Комедия «Бесплодные усилия любви», написанная немногим позже «Укрощения строптивой», посвящена теме «перевоспитания» мужчин, опрометчиво отказавшихся от любви ради безжизненной книжной премудрости.

Даже если Катарина и нуждается в уроке, то Петруччо уж точно не подходит на роль ее наставника. Скандалист, дебошир и грубиян, он присваивает себе пороки Катарины, надеясь таким образом продемонстрировать ей их безобразие, однако «зеркало» оказывается увеличительным стеклом и без прикрас демонстрирует присущие самому «укротителю» недостатки.

Катарина и Петруччо воплощают собой поговорку «муж и жена – одна сатана», однако из Катарины сатанинское начало (дерзость, упрямство, злоязычие) изгоняется, а в Петруччо продолжает безнаказанно процветать, усугубленное и другими пороками, допустимыми, по меркам общества того времени, в мужчине, но строго порицаемыми и наказуемыми у женщины: жестокостью, цинизмом, агрессивностью. Если установление контроля над женщиной в форме подчинения жены мужу мыслится обществом как воссоздание гармонии и порядка, то Шекспир в своей комедии ставит разумность подобного мироустройства под сомнение. Все три брака, изображенные в пьесе, построены на тех или иных пороках: легкомыслие и сладострастие у Бьянки с Люченцио, алчность и расчет у Гортензио и богатой вдовы, те же мотивы плюс стремление доминировать у Петруччо – ни один из этих скороспелых союзов не строится на любви.

Некоторые исследователи считают, что Катарина позволяет Петруччо укротить себя, потому что очарована им и питает к своему жениху искреннюю страсть. Подобное предположение делает ее судьбу еще более драматичной, поскольку наводит на мысль о стокгольмском синдроме. Согласно альтернативной интерпретации финальной сцены (где Катарина произносит свой слащавый монолог), ее поведение объясняется женским коварством и желанием ввести супруга в заблуждение, убедив его в своем перевоспитании (чтобы усыпить его бдительность и начать им манипулировать). Подобная неискренность и изворотливость еще больше, чем покорность, противоречит характеру Катарины, которая с начала пьесы тем и была неудобна окружающим, что не желала вести себя в соответствии с их ожиданиями.

Циничная и лицемерная, или морально уничтоженная, обезличенная, опустошенная, или даже искренне влюбленная в тирана и агрессора Катарина едва ли способна войти в галерею женских портретов, составивших Шекспиру славу создателя ярких и сильных характеров – Дездемоны, Корделии, Клеопатры. Возможно, драматург и сам ощущал противоречие между общественными установками, отразившимися в этом сюжете, и собственными взглядами. В таком случае появление обрамляющей истории – пьяницы и дебошира, медника Слая, который смотрит организованную для него Лордом пьесу про Катарину, – помогает автору дистанцироваться от основного сюжета, придать ему игровой характер. Возникает (скорее всего, только у современных зрителей) вопрос: зачем Шекспир взялся за такую спорную тему, которая ему не вполне близка или не вызывает энтузиазма? Ответ будет не слишком лестным для молодого драматурга: по той же причине, по которой он нагромождает груды мертвых тел в трагедии «Тит Андроник» или оправдывает промахи Генриха VI его набожностью и миролюбием, – ему нужно было угодить публике, создать себе репутацию популярного, востребованного автора, затмив прославленных и более опытных соперников.

На первых порах Шекспир пишет довольно много, даже можно сказать, поспешно (порой несколько пьес в год) и еще не слишком оригинально (при том, что даже самая слабая и подражательная его пьеса ближе и понятнее современному зрителю, чем любой шедевр Марло или Бена Джонсона, не говоря об «университетских умах»). Ему важно заявить о себе, заставить публику говорить о нем