Читать книгу - "Джентльмен и вор: идеальные кражи драгоценностей в век джаза - Дин Джобб"

вооруженного охранника. «Как я его хотел – словами не передать!» – вспоминал он. В городской электросети то и дело случались сбои, и он надеялся: а вдруг свет на улицах вырубится как раз в подходящий момент? Но фонари продолжали гореть.

В 1924 году Бэрри некоторое время провел в Париже, где не был с войны. Он хотел продегустировать тамошнюю ночную жизнь, освежить свой французский и завести знакомства среди тех, кто связан с рынком краденых драгоценностей.

Азартные игры и ночные клубы быстро сжирали добычу. Когда кость не падала, а деньги кончались, он планировал и успешно реализовывал новые похищения, чтобы удовольствиям не было конца. «Почему я взялся за кражи?» – спрашивает в фильме «Поймать вора» элегантный домушник Джон Роби в исполнении Кэри Гранта. «Чтобы жить лучше, – объясняет он, – покупать вещи, которые я не мог себе позволить», вести жизнь, «от которой невозможно отказаться».

Бэрри тоже не собирался отказываться от своих дорогостоящих привычек и быстрых высоких доходов. «Я никогда не давал себе труда что-то откладывать», – с сожалением ответил он на вопрос о том, куда делось все заработанное им на кражах состояние.

«Я жил весело и бурно, – признался Бэрри. – Умел расставаться с деньгами».

Глава 14. Анна Блейк

Манхэттен. 1924–1925

Артуру Бэрри было известно, кто такой Джимми Хайнс, задолго до того, как они познакомились в парикмахерской на Восьмой авеню. Да и любой другой обитатель Гарлема знал, что Хайнс – это человек, к которому можно обратиться и по пустякам, и по серьезным вопросам. Высокий, плотно сложенный, со стрижкой ежик и загрубевшей кожей на лице, Хайнс руководил Демократической партией в 11-м избирательном округе штата, чья территория простиралась от Восьмой авеню на запад до Гудзона, а от северного края Центрального парка уходила в Гарлем. «Нью-Йоркер» называл этот округ «Нью-Йорком в миниатюре», где «богатство и нищета, образованность и невежество соседствуют друг с другом». Кампус Колумбийского университета, роскошные особняки с таунхаусами вдоль Риверсайд-драйв и тут же – районы многоквартирных домов, где новоприбывшие темнокожие и пуэрториканцы изменили облик кварталов, некогда населенных преимущественно ирландцами и евреями.

Бэрри жил в северной части округа, на Западной 119-й улице. Хайнс наверняка всегда был рад познакомиться с избирателем, которой либо уже демократ, либо имеет все шансы им стать при умелой агитации. Можно представить, как он протягивает Бэрри огромную мозолистую руку – ведь, если верить политику, он в своей кузнецкой молодости подковал сорок тысяч лошадей, и рукопожатие его, по словам журналиста Джека Александера из «Нью-Йоркера», было «молниеносным, твердым и сердечным». Новые друзья вроде Бэрри попадали в орбиту Хайнса моментально – глазом не успеешь моргнуть, как они уже секретничают между собой и строят тайные планы, словно знакомы многие годы. Журналиста восхитила его «способность внушать каждому новому знакомому мысль, что тот – мировой мужик», человек, к которому «он испытывает особое расположение».

Разговорившись в парикмахерской о том о сем и поделившись взглядами, Хайнс и Бэрри, несомненно, обнаружили, что у обоих – ирландские корни и что во время войны их боевые тропы пересекались. Хайнс был на двадцать лет старше Бэрри, но служил в звании лейтенанта в Транспортном корпусе армии США, чьи машины возили, по выражению нью-йоркской «Ивнинг Уорлд», «и пули, и бекон», участвуя в снабжении оккупационной армии союзников на Рейне.

Через пару дней они встретились в клубе «Мононгахела» почти на углу Манхэттен-авеню и Западной 112-й. Клуб служил штабом Хайнса, одним из форпостов общества Таммани-холл, могущественной нью-йоркской организации Демократической партии. Название «Таммани» стало синонимом муниципальной коррупции еще в XIX веке – по милости тогдашних боссов Уильяма Твида и Ричарда Крокера, заработавших целое состояние, собирая взятки и всюду расставляя своих людей – в мэрии, в окружной прокуратуре, в судах, в законодательном собрании штата. Даже губернатором всегда становился или человек Таммани-холла, или по меньшей мере союзник.

К 1920-м годам, благодаря городским реформаторам и ряду разоблачений, в прессе влияние Таммани-холла на правительство ослабло, но Хайнс, у которого в Таммани служили и отец, и дед, был исполнен решимости взять инициативу в свои руки и вернуть былую славу коррупционных лет. Он добился известности в 1921 году, когда набросился на Чарльза Фрэнсиса Мерфи, в то время – главу Таммани, продолжателя дела Твида и Крокера, с открытыми обвинениями, называя его высокомерным тираном и «царьком», который злоупотребляет «единоличной властью, решая судьбы» должностных лиц. Хайнс был реформатором с активной гражданской позицией лишь на словах, на деле же отнюдь не возражал против диктатуры – просто хотел, чтобы ее осуществлял он сам.

После смерти Мерфи в 1924 году влияние Хайнса вышло за пределы «Мононгахелы», охватив весь Манхэттен и другие районы города. У него были друзья как в верхах, так и среди темных личностей, в том числе одни из самых одиозных фигур Нью-Йорка: владелец ночного клуба Ларри Фэй, гангстер Оуни Мэдден, бутлегер Уильям Дуайер (Большой Билл), рэкетир Датч Шульц. «Имя Хайнса, – напишет однажды “Нью-Йорк Пост”, – творило чудеса и в коридорах правительственных учреждений, и в самых темных бильярдных».

Клуб «Мононгахела» был создан в 1910 году с целью «пропагандировать и распространять» «принципы и идеи» Демократической партии, продвигать «интеллектуальные, моральные, экономические и социальные интересы» избирателей. Десять лет спустя в нем состояло уже четыре тысячи мужчин и женщин. Но все знали, что истинная задача клуба – служить политической опорой Таммани-холла, распределять блага: от угля, рождественской индейки и муниципальных рабочих мест для простых граждан до правительственных контрактов и льгот для бизнесменов. «Партийный лидер в избирательном округе – это Санта Клаус, исполняющий свои обязанности двадцать четыре часа в сутки круглый год без выходных», – писал «Нью-Йоркер». От получателей этих щедрот ожидалась ответная любезность на выборах. «Время платить наступало, когда избиратели приходили на участок, – отмечает Терри Голуэй, автор книги о Тамми-холле, – где они голосовали не столько за добродетели конкретных кандидатов, сколь в знак признательности за услуги, предоставленные окружным лидером партии или кем-то из его подчиненных».

У Бэрри в Демократической партии был знакомый – игрок и завсегдатай «Арлекина» Джозеф Крэйтер, один из администраторов клуба «Кейюга» в соседнем 19-м избирательном округе, – но его больше интересовало неформальное общение, чем политика. В актовом зале клуба, вмещавшем до шестисот человек, проводились собрания и танцы, а наверху был обеденный зал, и поговаривали, будто администрация здания смотрит сквозь пальцы на азартные игры, любимое занятие Бэрри. Именно там он познакомился с боксером Эйбом Голдштейном и адвокатом Уильямом Фэллоном, который порой в судебных битвах представлял Хайнса. В клубе все знали Бэрри как