Читать книгу - "Сестра печали и другие жизненные истории - Вадим Сергеевич Шефнер"

С моста в Невку сиганула,

Из-за Митьки-дьявола

Два часа проплавала!

С набережной Лейтенанта Шмидта был виден купол храма Спаса-на-Водах, стоявшего на другом берегу Невы. Я бывал в нем с матерью. Запомнилось мозаичное панно над алтарем – Иисус Христос, идущий по воде, яко посуху. Помню и прикрепленные к стенам бронзовые доски с именами моряков, погибших в Цусимском бою. Но всего отчетливее мне вот что запомнилось: ни издали, ни вблизи храм этот не казался большим, но стоило мне войти в него – и меня охватывало чувство простора; изнутри храм казался величественным, огромным. Это архитектурное чудо прочно вошло в мою память, а самого храма уже давно нет, его разрушили в 1932 году.

В школе на уроках пения мы разучивали бетховенского «Сурка» – «Из края в край вперед иду, и мой сурок со мною…» Но и иным песням нас учили. Одна так начиналась: «Мы раздуем пожар мировой, тюрьмы и церкви сровняем с землей!..»

Все василеостровцы знают кинотеатр «Балтика» (бывший «Форум») на Седьмой линии. Но уже очень мало кто помнит, что в двадцатые годы на той же Седьмой линии, в доме № 28, был еще один кинематограф – «Яр». Это было небольшое киношко, там шли всякие ковбойские боевики, уже сошедшие с экранов больших кинотеатров. Билеты в «Яр» были дешевые, и ходили туда главным образом подростки. В начале тридцатых годов, когда пришел конец немому кино, «Яр» закрылся.

Нэпманов в печати крепко ругали, но ежели судить беспристрастно, то были они не спекулянтами, а честными купцами. И ко всем покупателям, не исключая и меня – вертлявого шкета, относились они дружелюбно и внимательно. Что касается перерывов на обед, всяких там переучетов и санитарных дней, то их в частных продовольственных лавках вовсе не было. Конкуренция не позволяла.

Если хочешь быть счастливым,

Ешь картошку с черносливом,

И тогда в твоем желудке

Заведутся незабудки.

Такое четверостишие, написанное аккуратнейшим почерком и заключенное в деревянную рамочку, прочел я в одном частном магазинчике, к гастрономии никакого отношения не имевшем. Там продавали бумагу, чернила, карандаши, школьные тетради, а также альбомчики для стихов – они тогда были в большой моде у девочек. Над полкой, где лежали эти альбомчики, и висел этот стишок.

Возле входа почти в каждую из аптек можно было увидеть кнопку электрического звонка и эмалированную дощечку с надписью: НОЧНОЙ ДЕЖУРНЫЙ. Так что в случае крайней необходимости каждый мог и ночью купить нужное ему лекарство. Можно было и спирт приобрести, и некоторые этим злоупотребляли. Во флигеле нашего дома жил один сильно пьющий старикан. Шел слух, что по ночам он иногда ходит в аптеку Пеля (так по старинке звалась аптека в доме № 16 по Седьмой линии) и там объявляет, что ему срочно нужен спирт – дабы обмыть покойника. А дежурный аптекарь не имеет права отказать, ведь гигиена – залог здоровья.

Наш учитель химии, человек добрый и вежливый, почему-то носил на пиджаке треугольный синий значок, на котором были две белые выпуклые буквы: ДР. Это означало «долой рукопожатье». Покупали и носили эти значки люди, которые считали, что здороваться и прощаться надо словесно, а жать друг другу руку – это негигиенично, это пережиток темного прошлого.

В двадцатые годы по Среднему проспекту от Пятой до Шестой линии тянулся бульвар; помню, перед Рождеством на нем елки продавали. Он много места занимал, из-за него трамваи шли почти у самой панели. Наверное, по той причине, чтобы опасности для пешеходов не было, его и срыли.

Из всех видов сервиса похоронный сервис у нас самый ненавязчивый. Наши погребальные предприятия никак не рекламируют себя, скромничают, прячутся, будто их и вовсе нет, будто все мы бессмертны. А в годы моей молодости по-иному было. Помню на Седьмой линии вывеску гробовщика. И на Среднем проспекте в доме № 7 тоже можно было приобрести гроб. А на углу Среднего и Шестой линии вдоль всего фасада дома № 29 простиралась вывеска, на которой значилось: ПОХОРОННОЕ БЮРО ВЕЧНОСТЬ. Там был богатый выбор гробов и всяких похоронных принадлежностей, магазин этот весь нижний этаж занимал. Потом в том помещении обосновалось ателье дамских головных уборов, а в послевоенные годы туда булочная вселилась.

Есть на Васильевском острове Соловьевский переулок. Он уютный и весьма узенький. И вот в 1952 году его переименовали в улицу Репина. Хоть Репин и великий художник, но переулок от этого переименования шире не стал, не раздвинулся, в улицу не превратился.

Есть на Васильевском острове Камская улица, есть и переулки с речными именами. Есть и Волжский переулок. Он очень невелик, о нем даже не все василеостровцы знают. И кончается он тупиком. Обидно за Волгу-матушку, за великую реку – неужели не могли ей пошире места найти?! А ведь название этому переулку еще в прошлом веке дали, а тогда к таким делам серьезнее относились. Но, видно, и на старуху бывает проруха.

На Андреевском рынке и в других местах Васильевского острова в двадцатые годы над витринами и в простенках между витрин некоторых пустующих магазинов можно было видеть дореволюционные вывески и рекламы. Я запомнил вот такие:

БАЗАР КРУЖЕВ ТЮЛЬ ГИПЮРЪ ВАЛАНСЬЕНЪ

ДЕЛИКАТЕСЫ О’ГУРМЕ МАСЛО ПРОВАНСКОЕ РИЖСКОЕ

СЫРЫ ГОЛЛАНДСКИЙ ШВЕЙЦАРСКИЙ ПИКАНТНЫЙ

ВНЕ КОНКУРЕНЦИИ

НА КОЛБАСНЫЕ ОБРЕЗКИ СКИДКА

ГОВЯДИНА ЧЕРКАССКАЯ СОБСТВЕННЫХ МЯСОХЛАДОБОЕН

МЯСО ПАРНОЕ СОБСТВЕННОГО УБОЯ

ФУРАЖ СЕНО ЖМЫХИ МЕСЯТКИ

ВСЕ ДАМЫ ТРЕБУЮТ КРЕМЪ ОТ ЗАГАРА «БРОКАРЪ»

ВСЕ КУРЯТ ПАПИРОСЫ «СЭРЪ»!

КОЛОНИАЛЬНЫЕ И БАКАЛЕЙНЫЕ ТОВАРЫ

Мы, мальчишки, иногда купались в Неве – ныряли в нее у спуска возле Первой линии или у памятника Крузенштерну. Однако за это могли в милицию забрать, да и течение в Неве сильное, опасное для тех, кто плохо плавает. Поэтому куда чаще мы ходили купаться «на возморье» (так почему-то, мы все это слово произносили). Там, где Смоленка разделялась на несколько рукавчиков, вода была куда теплее, чем в Неве, а дно ближе, и течение медленнее, и никакая милиция не угрожала. Правда, на «возморье» грозила нам некая мифическая опасность: говорили, что там в воде «конский волос» водится. Это таинственное существо может незаметно проникнуть тебе под кожу, а через тридцать три дня оно до сердца твоего доберется – и капут тебе.

В летнюю пору на набережной Лейтенанта Шмидта людно было в те времена. Одни просто на прогулку туда приходили, другие – по делу. От пристани, что