Читать книгу - "Дневники. 1946-1947 - Михаил Михайлович Пришвин"

- Ну, вот еще. Вы целиком во власти природы.

- Как так целиком? Вот, к примеру, возьмешься искать в лесу к Новому году правильную елочку. Сколько проищешь, а все-таки такой правильной, какой хочется, не найдешь: хоть один сучок, да не тот. Но это ничего: длинен сучок, я подрежу, короток - надставлю, подвяжу, нет сучка - просверлю дырочку в стволе, вставлю свой и будет правильная елочка. А вы говорите, я весь в природе! Вернее будет сказать - вся природа во мне самом: природа совершенная, прекрасная, и я в обыкновенной смешанной природе только выбираю мало-мальски подходящие

122

образцы. Я их показываю, и все узнают по ним свою собственную, дремлющую в себе природу и радуются, открывая ее в себе.

Леса обширные, но порослевые, худосочные, елки-березки, как всюду. Но отдыхающие люди восхищаются: такое чудесное место, нигде нет прекрасней, березки, как в сказке (иногда говорят: заря такая прекрасная, как на картине). Так очевидно, что усталые измученные люди творят из этой бедной природы свою, что та, желанная природа живет в них самих (в сказке или картине), но они в себе ее видеть не могут и в обыкновенной природе узнают ее, как в зеркале.

19 Апреля. Вчерашний день - совершался апрельский переворот. Началось солнечным утром. К обеду стало захмыливать и теплеть. Вечером пошел дождь, тот самый, когда вдруг запахнет земля и, бывает, даже пар от земли поднимется. Ночь прошла в тепле, утром солнце при +5.

Вчера подали записку, я понял, что от Ляли о доме. Прежде чем раскрывать письмо, подумал, что лучше, купила она дом или нет? И, подумав, ответил: хорошо, если не купит, но если купит, то лучше. В записке было: «Дача куплена - ура!». И я очень обрадовался. А что хлопот будет - так ведь есть из-за чего и похлопотать, это не Пушкино.

Директор сказал, чтобы я не думал о сроках моего пребывания в доме отдыха и намекнул на рекламный характер моего присутствия в доме (это неглупо).

Очень мне везет в этом доме и от этого возникла в душе доброта: как, бывало, злился я на этих отдыхающих «потребителей природы», а теперь и они хороши. Это потому, что я «первый в деревне», и никто не оспаривает моего первенства. В самом деле, я как будто создан для дома отдыха: природа меня вылечила от душевной болезни - я ведь тут все прошел, и зато нигде так не принимаются радостно мои писания, как в санаториях.

123

Вчера собрался ехать с директором в Москву, но день такой (сегодня вальдшнеп пойдет, откроется березовый сок, запоет певчий дрозд) - жалко. Поеду завтра по ж. д.

Беседую, как всегда, с людьми обыкновенными, о чем думаю сам для своей работы, и ясно вижу, что жизнь движется в направлении дифференциации: взять врача, который был по необходимости войны хирургом: теперь врачи расходятся по специальностям. Взять эти бесчисленные заводики («Металлист»), изготовлявшие снаряды. Теперь они делают кастрюли, электропечки и т. п. Начинается с этого. Мне теперь стал ясен мой путь в прошлом, причины торможения моего творчества, не вовремя я акцентировал на этом своем «сам человек» (личность), и особенно это было в «Фацелии». Так странно думать - не глупее же я Фадеева или Федина, но почему же все вовремя понимают, я же бьюсь головой в стену. Фадееву просто завидую во всех отношениях, кроме таланта, и своего глупого коня, влекущего меня в неведомое, не променяю никогда на электровоз.

Утром до завтрака осматривал дачу и после завтрака осматривал с Михаилом Ивановичем (управляющим дома отдыха).

(План дунинского дома.)

Вечером пришел прораб Петухов Георгий Александрович и я в третий раз с ним осматривал дачу. Он взялся сделать мне смету ко вторнику. Хорошо, если он сделает тысяч на 30.

20 Апреля. Итак, это началось в четверг вечером: пошел на ночь теплый дождь, запахла земля. В пятницу зазеленели леса. Вечером, наверно, тянули вальдшнепы. Сегодня утро теплое, пахнет корой и землей, всюду птицы поют.

Из Москвы Ляля телеграфирует о том, чтобы я ехал и приготовился пробыть в Москве несколько дней. Так вот

124

ждал, ждал и когда дождался - бросай! И как-то ничего: как будто вечно ждать и вечно бросать желанное может в привычку войти.

Еду в Москву. Думаю, что покупка дачи во всех отношениях удачное дело, очень удачное решение всех трудных вопросов в нашей семье и моих писательских. Это как будто судьба и счастье.

В вагоне по пути в Москву смотрел на непрерывный мелкий окладной дождь. С виду совершенно осенний дождь, а внутри как вспомнишь, весь льется на жизнь, на рост, на песню.

Старичок из отдыхающих возвращался на службу, исполненный благодарности дому отдыха, и Академии, и Вавилову («что за человек!»). Старичок этот из немцев, говорит с легким акцентом. Он в вечном движении: служит курьером в Академии, движется с 4-х утра до 12. Спать может всего четыре часа. Он весь исполнен готовностью добра советским детям (деловым порядком связан с воспитанием их). Он хорошо понимает, как пали дети во время войны, и всей душой отдается делу их исправления. Типичный русский немец тургеневского понимания немца. И вот это начало, назовем его добрая воля, как это голубое сияние всего человека по непостижимым законам жизни обратилось в злой умысел - как это могло произойти?

Сейчас чувствую всю жизнь свою как тоску по этой доброй воле и воистину «зрю» в этом свои прегрешения: нет и нет во мне этой воли, и семья моя, Ефросинья Павловна, сыновья - прямой плод этой бедности моей души.

Лечил, лечил Лялю, а она приехала в Москву, набегалась и уже опять грипп. С деньгами у нее дела хороши, с дачей неопределенность и торопливость: сама еще не видалась с хозяевами, а махнула на веру мне: «Ура! дача куплена». Это меня чуть-чуть огорчило, но, по-видимому, все кончится благополучно. Вообще у Ляли в делах всегда огромное усердие, но при множестве всех дел она плохо

125

чувствует главное, куда и надо устремляться, жертвуя даже делами менее важными. У меня, напротив, есть большой талант концентрации моих (небольших) сил на «главном». Этим я и в литературе беру.

«Главным» в этом случае были, конечно, не деньги, а ясность в отношениях к продавцам дачи. Прежде всего, надо было бы броситься к ним и лично получать уверенность в них: тут все. Но мое раздражение скоро прошло.

Вечером мы