Читать книгу - "Мне как молитва эти имена. От Баха до Рихтера - Игорь Горин"

                  Ты воспевал ее,

                Искал ее — и звал,

  Весь свой талант сложил к ее ногам,

Снедаемый безумной алчной страстью.

                  И ты ее нашел.

   И ты исчез в ее бездонной пасти!..

      Теперь тебе, надеюсь, хорошо.

Мусоргский родился в небогатой дворянской семье в деревне Карево Псковской губернии в марте 1839 г.; в 1852 г. был принят в юнкерскую школу в Санкт-Петербурге, спустя 4 года окончил ее и был произведен в прапорщики Преображенского полка. Но военная карьера его длилась недолго — всего два года. В 19 лет Мусоргский уже вышел в отставку, чтобы всецело посвятить себя занятиям музыкой, способности к которой у него проявились еще в детские годы. До этого, в период обучения в юнкерской школе, он занимался музыкой у известного пианиста и педагога А.Герке, теперь же его учителем и наставником на многие годы стал М.Балакирев. Денег было мало, и ему пришлось поступить на государственную службу — сначала в Инженерном, а затем в Лесном департаментах. По воспоминанием современников был он в эту пору «некрасив, но глаза у него были удивительные, в них было столько ума, так много мыслей, как бывает только у сильных талантов. Среднего роста, хорошо сложенный, изящный, воспитанный, прекрасно говорящий на иностранных языках.»

В 60-ые г. наиболее заметные произведения Мусоргского относятся к вокальному жанру, исключение составляет нередко исполняемая и в наши дни оркестровая пьеса «Иванова ночь на Лысой горе». Из-за нее у него возник (как и у Чайковского в свое время) конфликт с деспотичным Балакиревым, но зато он сблизился с Даргомыжским, позднее с Римским-Корсаковым, подружился с Репиным и Антокольским.

Осенью 1868 г. Мусоргский приступил к работе над главным своим творением — оперой «Борис Годунов» и закончил ее, во второй редакции, четыре года спустя. Премьера оперы состоялась на сцене Мариинского театра в январе 1874 г. и принесла Мусоргскому одновременно и огромный успех у публики, и многочисленные критические нападки.

За оставшиеся ему 7 лет жизни Мусоргский успел создать еще одну эпохальную оперу, «Хованщину» (неоконченной осталась «Сорочинская ярмарка»), несколько ныне знаменитых вокальных циклов на свои и чужие слова («Детская», «Песни и пляски смерти» — обратите внимание на названия), а также свой «русский «Карнавал» — гениальный фортепьянный цикл «Картинки с выставки», написанный под впечатлением от посмертной выставки художника и архитектора В.Гартмана. В память о Мусоргском я создал поэтический цикл под тем же названием (оно подходит и ко всей жизни композитора); сюжеты, естественно, иные, но в настроении, возможно даже в мироощущении, есть, мне кажется, что-то общее с Мусоргским.

КАРТИНКИ С ВЫСТАВКИ

/Приглашение.

Вечер в лесу. Старое кладбище. Зимнее утро.

Контрасты. Интермеццо. Свидание.

Сюжет для Дали. Чечеточник — дождь.

Осенний пейзаж. Интермеццо. Барвинок и роза.

Одинокие звезды./

                    В душу свою заглянуть —

             Все равно что в глубокий колодец:

                    И любопытно и жутко.

              Ну кто здесь смелый со мною?

             Я попробую быть вашим гидом

            И тропою, мне лишь известной,

              Над бездной, по самому краю

                 Постараюсь вас провести.

                                    * * *

             Гаснет день. Со стынущего неба,

            Над поляной бело-синей оба сразу

       Циклопических недобрых круглых глаза

               На меня взирают, не мигая.

             Прожигая леса черный гребень,

            Слева глаз уставился кровавый;

         Бледная, как смерть, уселась справа

                 Прямо на сосну луна нагая.

            Волчий вой, похожий на молебен,

            Из лесу плывет луне навстречу

           И в лицо заглядывает Вечность,

                   Душу холодя и обжигая.

                                    * * *

        ... А здесь, внизу, откуда круто вверх

    Нелегкий свой разбег холм к небу начинает,

              Разодран в клочья белый полог.

                    И хаотично, из земли

      Восстали каменные плиты, будто тени

         Далеких предков, проклятых богами.

    В рост человеческий — и взрослые, и дети —

            Все плоские с округлыми верхами,

            Они в едином бешеном движенье

                       Окаменели вдруг!

                         Вот эти пали

        К ногам своих собратьев — и лежат,

       Ничком лежат на поле давней битвы,

           Иные в ужасе шарахаются прочь

          Или друг другу падают в объятья,

             И словно оглашают эту ночь

      Молитвы древние и стоны и проклятья,

          Рожденные из недр самой земли,

        И где-то в вышине сливаются они

  В протяжногулкий вопль страданья и тоски

                 Судьбою обделенного народа!

               Бело вокруг. В пучине небосвода

       Луна вступила в смертный бой со мглой,

           Да веет ветер холодом могильным

                  Над старым кладбищем.

                         Да черные кусты

           Щетинятся, безжизненны, черствы,

       Колючей проволокой в ярости бессильной!

                                    * * *

                      Старушечий рассвет.

            Спеленутое катарактой око дня

               Повисло на распятиях антенн.

  Что может чувствовать береза в саркофаге!?

                  По небу — траурные флаги.

              Над ними — пиратский вымпел.

         Застревает в горле свинцовый иней.

        На черной крышке люка — ржавый кот.

            И, увязая в рыхлом снеге, пешеход

               Везет какой-то кокон на санях.

                                    * * *