Читать книгу - "Служу по России - Савва Васильевич Ямщиков"

посреди белого дня, и он в слезах в одном пиджаке домой бежал». Хлестаков здесь отдыхает! Аникушин – известный скульптор – при жизни был настолько материально обеспечен, что мог бы и Шемякину дубленку со своего плеча пожаловать.

С псковским писателем, литературоведом, другом Валентином Курбатовым

Завравшемуся художнику, прекрасно знающему историю мирового искусства, собравшему уникальную библиотеку-музей, следует почаще вспоминать благодарственную свою надпись на гравюре Богоматери, посвященную архимандриту Алипию. Вместо того чтобы уродовать прекрасный облик центра Москвы изваяниями человеческих пороков и стремиться запечатлеть в бронзе порушившего Санкт-Петербург Собчака, отдать дань памяти директору Эрмитажа М. И. Артамонову, изгнанному из музея партийными бонзами за разрешение показать первую шемякинскую выставку в его помещении. Нужно мэтру покаяться и перед ушедшим из жизни художником Михаилом Шварцманом, который забывчивому тезке щедро преподал азы изобразительного искусства и вытащил из беды, случившейся с изгнанником в «гостеприимной» Франции. Покаяться за то, что на свою персональную выставку в Центральном Доме художника обласканный либералами-перестройщиками возвращенец пригласил важнейших дип, вип и других персон. Только про Михаила Матвеевича в суматохе забыл. А это хуже завирального синдрома и носит другой диагноз.

Я не хочу, чтобы слово «интеллигенция» было ругательным

Мне часто приходится читать и слышать самые разные мнения о русской интеллигенции, о ее роли в судьбе России. Так сложилось, что сегодня понятие «интеллигентный человек» воспринимается как понятие положительное, комплимент. С другой стороны, Лев Николаевич Гумилев слово «интеллигент» воспринимал как ругательство. В ряде работ мыслителей начала XX века интеллигенция понимается как секта. Кто-то и сегодня считает, что есть образованные люди, созидатели, а есть интеллигенция, которая внесла отнюдь не созидающий вклад в историю России.

У меня возникает рифмованное сравнение: интеллигенция – индульгенция. Публика, которой дали образование, попав в сферу культуры, как бы получила определенную индульгенцию от общества. Но вот отрабатывает ли она свою роль?

Я не хочу, чтобы слово «интеллигенция» было ругательным. Оно имеет общепризнанный смысл, но, чтобы определиться, для меня интеллигент – это и плотник из Кижей, и лесной обходчик, и спортсмен, и художник, а вовсе не каста или секта, о которой некогда говорил Бердяев. Но сегодня, рядясь в тогу интеллигента, люди часто забывают о том, кому и чему они должны служить. Право на просветительство должно быть знаменем в руках интеллигента, но обладать этим правом может только человек, являющийся патриотом своего Отечества. Я не люблю декларативных заявлений, но преклоняюсь перед фразой Некрасова: «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан!»

Ошибочно считается, что в России интеллигенция стала появляться в петровские времена, когда прорубили пресловутое «окно в Европу» и люди стали одеваться на европейский манер. Знаток истории русских княжеств академик Валентин Янин считает, что новгородцы гораздо раньше распахнули дверь в Европу. И почему мы не можем отнести к русской интеллигенции, скажем, Сергия Радонежского или автора «Слова»? Скорее всего, с Петром связывают появление в России европейской моды, камзолов и ассамблей. Я не против. Сам по возможности старался следовать моде, особенно в молодые годы, и брюки узкие носил, но считать умение хорошо одеваться признаком интеллигентности – ошибка.

Особенно ярко проявила себя наша интеллигенция в конце XIX – начале XX века, что позволило Бердяеву, а затем Льву Гумилеву и другим задуматься о роли в трагических революционных событиях нашей страны творческой ее части – деятелей культуры, литераторов. Роль Ленина, Троцкого, Парвуса понятна, но, положив на чашу весов их влияние на умы народа и влияние русской интеллигенции, удивляешься, насколько сильным было деструктивное воздействие последней. Читая историческую литературу, поражаешься, сколько по-настоящему талантливых людей Серебряного века (среди них Сомов, Бенуа, Гиппиус, Мережковский, Вячеслав Иванов) приняли участие в разрушении русской культуры, веры. Я еще понимаю, когда дворянские девочки, затюканные революционной литературой, идут в террористки. Им, засидевшимся в провинциальных усадьбах, хочется свободы. Они не понимают, что происходит разрыв с самым главным – верой. Им надоела вера!

А люди Серебряного века, начинавшие ломать строй, разрушали не просто веру, но и производную от нее культуру. Разрушая, они забывали, сколько хорошего создано на Руси, сколько было великих людей, забывали Иосифа Волоцкого, протопопа Аввакума, Никона. И в итоге оказались под влиянием Бакуниных. Говорю об этом, потому что Бакунин – первый интеллигент-крикун из тех, про которых Достоевский говорил, что они ради революции будут топить детей в нужнике. Я называю сборища «серебряновековцев» во всяких «ивановских башнях» камланием. Они не предполагали, что их действия в конце концов приведут к одинокой могиле на парижском кладбище. Они искали Антихриста, не понимая, что он рядом с ними, что Бог дал им таланты делать добро, а они клюнули на соблазнительную наживку.

Когда Ленин называл интеллигенцию дерьмом, у него были основания так именовать высокообразованных людей, потому что он понимал: в ответственный момент они сдадут.

Что взять с крестьянина или рабочего, одурманенного лозунгами о лучшей жизни? Но ведь эти-то жили в таком достатке! Дягилев, например, для своих Русских сезонов получал дотацию от императора. Даже такой удивительно талантливый человек, как Блок, с такими устоями, родословной, женатый на дочери патриота из патриотов Дмитрия Менделеева, сам не заметил, как попал в воронку. Но Блок – пассионарий и расплатился страшно. Его последними словами были: «Люба, мы все экземпляры «Двенадцати» сожгли? Там один у Брюсова остался, забери и уничтожь…».

Недавно была годовщина Цусимского сражения. Это поражение русского оружия, как и сто лет назад, вызвало в определенной среде насмешки, даже восторг. А Менделеев в свое время плакал, узнав о Цусимской трагедии. Как и все великие люди, Лев Николаевич Толстой, который искал свои пути, не мыслил топтать родину.

Для меня символами стойкости того времени остаются два человека: Константин Сергеевич Алексеев (Станиславский), новатор и потрясающий патриот своего Отечества, и Ефим Васильевич Честняков (Самуилов), ныне несправедливо забытый гениальный художник (ученик Репина, однокашник Кардовского и Ционглинского), который, отучившись в академии, мечтал вернуться в родной Кологрив, создать там театр, писать картины для детей.

Но что бы о них ни говорили, эти интеллигенты, скажем, художники Серов, Поленов, Коровин, страдали, когда в 1905 году расстреливали невинных.

А сегодня думаешь: плакали ли наши «творческие интеллигенты», когда на их глазах уничтожали Белый дом? Нет, они праздновали победу в «Метрополе», устраивали концерты, ниспровергали идею революций. Им не «Капитал» изучать, а «Бесов» Достоевского перечитывать надо. Какая же это интеллигенция? Сегодня интеллигенция предает свой народ, активно сотрудничая со структурами, обворовывающими страну. Материальную поддержку интеллигенция должна получать не