Читать книгу - "Правила Константинопольского синода 1276 года - Мария Владимировна Корогодина"

в некоторых случаях он уже не мог это сделать; правило, которое мы находим в данной статье, запрещает вкладывать ему в руку Дары в надежде, что он их примет. Очевидно, речь идет о епископе, не принявшем схиму, поскольку в таком случае он переставал быть архиереем и становился простым иноком; этому вопросу посвящена одна из следующих статей.

Поскольку практика предсмертного причащения немотствующих существовала как в византийской, так и в славянской традиции, решить окончательно вопрос о происхождении данной статьи не представляется возможным. Вопрос о причащении умирающего архиерея оказался весьма актуальным и был включен во все древнерусские редакции текста, исключая переработку в составе Пандектов Антиоха Черноризца (ГИМ, Син. 3).

13 статья. Погребение архиерея в схиме

«Въпрос. Аще святитель умреть, пострижеться въ скиму, како есть погребьсти его – святительскы ли или мнишьскы? Отвѣт. Аще будет въ святительствѣ умерлъ, да положать и въ ризахь, аще ли будет въ скимѣ умерль, да положать и въ скимѣ чрьнечьскы».

Данная статья также посвящена смерти епископа, что позволяет рассматривать этот комплекс вопросов как единый цикл. Из предыдущих статей явствует, что епископ мог как постричься в схиму перед смертью, так и не принимать великого ангельского образа; от выбора зависело, каким будет погребение. Сведенный с кафедры епископ, если он не попадал под запрещение за какую-либо вину, лишался епископской власти, но сохранял епископскую честь. Так, в конце XV в. сведенный с кафедры митрополит Зосима «причащался божественых таин на орлеце в всем святительском чину» [ПСРЛ, т. 15, с. 503; т. 30, с. 139]. Известны гораздо более ранние примеры лишения сана: в 1312 г. митрополит Петр свел с кафедры епископа Сарайского Измаила [Там же, т. 18, с. 87]; еще три епископа при митрополите Петре оставили кафедры добровольно[106]. В таких случаях, сохраняя епископскую честь, архиереи после кончины должны быть погребены в епископском облачении.

Принятие схимы полностью отменяло епископское достоинство. Принося обеты, бывший епископ отрекался от всего мирского и превращался в инока-схимника; наиболее ярко это выражено в статье 15: «быти ему, яко и всякий мних». Однако и схимники облачались различно: Студийский устав подробно описывал особенности облачения умерших в великом и в малом образе, священников и дьяконов, соответствующие сути их служения [Пентковский, 2001б, с. 416–419]. Выписка из Студийского устава относительно погребения схимников, священников и дьяконов была включена в Кормчую книгу, задуманную митрополитом Кириллом в последней трети XIII в.; это было одно из последних прибавлений к Кормчей, не получившее даже номера главы[107]. Погребальное облачение священника-бельца было описано уже в XI в. в правилах митрополита Георгия [Баранкова, 2012, с. 29]. Однако погребальное облачение епископа оставалось вне внимания монашеского Студийского устава и правил русских архиереев; не было его описания и в Кормчей в XIII в. Данная статья дает первые самые общие указания на этот счет: епископ, умерший без принятия великого ангельского образа, погребался в святительском облачении («в ризах»), а постригшегося в схиму хоронили в монашеском одеянии.

Можно полагать, что это постановление заложило основу для дополнений, подготовленных в середине XIV в. для Чудовской редакции Кормчей, куда была включена статья о погребении иноков из Первоначальной русской редакции Кормчей. В Чудовской редакции эта статья получила особое дополнение о погребении епископов: «Аще ли епископъ: по потрении губою и по облечении в новую свиту, аще будет скимникъ, възлагают куколь и плети и поясъ, таже стихарь и патрахиль, и по лицу и фелонь и омофоръ, и в левую руку вложат ему свиток написанъ, ихже святилъ в животе своем – попы и дияконы, имена их»[108]. Как видим, часть элементов облачения указывает на схимничество, часть – на епископское служение покойного. Дальнейшее описание отпевания епископа, прибавленное в Чудовской редакции Кормчей, также сочетает указания на схимнический образ со святительским достоинством усопшего. Тесная связь статьи об облачении умершего епископа со Студийским уставом, составленной при митрополите Кирилле Кормчей книгой и особенно Чудовской редакцией Кормчей (середина XIV в.), заставляет предполагать русское происхождение статьи.

Как и другие вопросы, посвященные кончине епископа, статья не теряла со временем актуальности и была включена во все древнерусские редакции текста.

14 статья. Совершение проскомидии

«Въпрос. Аще будеть попове мнози и диакони, подобает ли игуменом проскомисати или ни? Отвѣт. Аще будеть старѣишии игумень, да посылаеть диакона, аще ли епископь будет съ ними на службѣ, да проскомисають въси».

Статья отчасти возвращает нас к тем вопросам, которые находились в самом начале текста и касались совершения литургии при участии многих священников. Здесь, однако, упор делается на роль игумена, а не епископа. Как мы уже видели, особенности игуменского богослужения не были четко обозначены; между тем в отсутствие архиерея именно игумены зачастую становились наиболее значимыми лицами в церковной иерархии.

Вопрос, вошедший в правила Константинопольского синода, подчеркивает высокое положение игумена в сравнении с иными иереями: подобает ли игумену принимать участие в проскомидии, если на литургии присутствует несколько священников и дьяконов? Вопрос исходит из того, что проскомидия (рассматриваемая как приготовление даров) не относится к торжественной части богослужения и должна совершаться не главой священнического собрания, а одним из сослужащих. Это подтверждает и ответ, первая часть которого согласуется со Студийским уставом: если на литургии старшим является игумен, то он благословляет дьякона совершить проскомидию. Такой взгляд на проскомидию характерен не для Иерусалимского устава, а для Студийско-Алексиевского, принятого в русском богослужении до XIV столетия, что с большой долей вероятности указывает на русское происхождение данной статьи.

В современной практике, опирающейся на Иерусалимский устав, совершение проскомидии дьяконом невозможно; однако согласно Студийскому уставу, именно дьякон приготовлял дары. В раннее время проскомидия совершалась дьяконами как в Византии, так и на Руси, но в Греческой церкви ко второй половине XIII в., с переходом на Иерусалимский устав, эта практика полностью исчезла [Пентковский, 2003, с. 77–87; Виноградов, Желтов, 2018а, с. 130]. На славянском материале дьяконская проскомидия зафиксирована и в Служебнике XIII в., и в списках Студийского устава [Муретов, 1894, с. 499–502; Афанасьева, 2012, с. 75]. Описание игуменской службы в Студийском уставе достаточно точно соответствует ответу, который мы находим в данной статье, включенной в русскую версию постановлений Константинопольского синода: «поп съ диакънъмь поклоньшася тришды прѣд святою тряпезою и възьмъша благословление у игумена, облачитася, и проскумисаеть диакон» [Пентковский, 2001б, с. 275]. В целом подтверждение древней практики, когда дьякон играл важнейшую роль в отправлении литургии, согласуется с общей направленностью древнерусских дополнений к правилам Константинопольского синода, в которых круг совершаемых дьяконом священнодействий весьма широк.

Иерусалимский устав постепенно вытеснял Студийский на протяжении XIV в.;