Читать книгу - "Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск. Премия имени Шарля Бодлера. 200 лет со дня рождения - Коллектив авторов"

Шептала речная волна, обнимая

Подругу-волну: «Эти быстрые струи

Несут по теченью, сестрица родная,

Объятия наши, несут поцелуи».

Но гнев твой кипел в тишине перелеска,

И тысячью глаз своих небо светило,

И только одна среди звездного блеска

Луна, как свидетель печальный, застыла!

А помнишь, весенней порой, дорогая,

В разлив нашу лодку качало волною?

Бурлила река, берега раздвигая,

И черное небо сливалось с землею.

Прокладывал ветер пути непогоде,

Кочующий гром грохотал в поднебесье,

Казалось в тот миг, что в одном хороводе

С грозой налетевшею пляшет полесье.

Усеяли капли дождя твои щеки,

От влаги небесной набухли ресницы;

Под отблески молний, под гул недалекий

В очах твоих юных мерцали зарницы.

Тогда, испугавшись ночного ненастья,

Ты шею мою обхватила в молчанье.

В объятье мы замерли оба от счастья,

И жаром твое полыхало дыханье.

Как мокрые листья, тела трепетали.

Голубка! Слезинка твоя задрожала!

В тот миг мы душою единою стали,

И кровь, закипая, по венам бежала…

Зачем тебе помнить все это? Досадой

Ты грусти добавила мне и страданий.

Печаль моя стала твоею отрадой –

О сердце! Довольно пустых причитаний!

Воспряну! И пусть расставание тяжко,

Но девичья спесь не сильнее поэта.

Уйду, хоть и кажется крепкой упряжка,

И пусть остается твой зов без ответа.

Увы! Это бремя мне снять не по силам!

Владеешь ты мной! Как с тобою проститься?

Как крови велеть не струиться по жилам?

Как дать приказание сердцу не биться?

И как из-за этой обиды, пусть жгущей,

Сверлящей мне грудь, нашу связь разорву я?

Так лист, оторвавшись от розы цветущей,

Поблекнет, увянув, погибнет, тоскуя.

И все же прегордую деву покину.

Нет больше терпенья! Пусть слово нарушу!

И сгину – без солнца весеннего сгину,

Как чахлый росток! Ведь теряю я – душу!

Иегуда-Лейб Гордон (1830–1892)

Хана

Когда я твой образ увидел впервые,

Как будто завеса с очей моих пала.

Исчезли, как призраки, сны роковые,

И новое утро лучами сверкало.

Да будет искуплено все мирозданье,

Коль есть в нем такое, как Хана, созданье!

Что свод полуночный, луной озаренный,

В сравнении с глаз твоих сумраком звездным?

Что розы долин, ароматы Левоны?[1]

С твоим ли сравнятся дыханием росным?

Твой взор – первозданного света отрада.

А лик – отражение Божьего сада.

И пусть не бела, будто снег, твоя кожа

И лоб не сияет небесной печатью,

Пускай ты румянцем с зарею не схожа

И с ланью стремительной видом и статью –

Под тяжестью будней цветешь ты упрямо,

Не зная порока, не ведая срама.

Пускай на руках не сияют браслеты,

Не красят тебя дорогие каменья,

Но в сердце, где Божьи хранишь ты заветы,

Там чары твои, там твои украшенья.

Росинками детства твой облик отмечен,

И знак этот светлый незыблем и вечен.

И пусть ты в неяркое платье одета,

Но свежестью роз твое тело налито;

Как пава, ступаешь тропою рассвета,

Хоть золотом обувь твоя не расшита.

Тебе ли стыдиться простого наряда –

Для многих твой взгляд драгоценнее клада.

Подобна ты солнечной пальме зеленой!

Как пальму цветущую красят побеги,

Так косы тебя украшают короной,

Ты – символ любви, воплощение неги!

Сияет лицо неизменной улыбкой,

И голос звучит твой волшебною скрипкой.

И пусть иногда на лице твоем тени,

Когда ты смеешься – весь мир поднебесный

Тотчас расцветает красою весенней

И юных пленяет лик девы прелестной.

Трепещет мой дух и смущен твоим жаром,

Как робкий фитиль перед пламенем ярым.

И если твой голос во мне отзовется

Звучанием арфы – пусть станет короче

Дорога к тебе и тоска разобьется,

Как в блеске зарниц изваяние ночи.

На этой земле мне темно и тревожно,

И тяжко любить, и забыть невозможно.

Во взгляде твоем есть чудесная сила,

Кто встретит его – тот очнется не скоро.

Немало сердец ты уже опалила

Горячими углями дивного взора.

Сиянье твое даже грустью не скрыто,

И панцирь от копий твоих не защита.

Не думай, что мир предназначен гниенью,

Что режет безжалостный серп ежечасно,

Что вечному мраку, распаду и тленью

Твоя красота молодая подвластна.

Лишь плоть остается во тьме преисподней,

А дух – у подножия Славы Господней.

Поблекнут румяные щеки, как розы,

И сморщится тело, и груди увянут;

В глазах потускневших появятся слезы,

Зима твоей жизни и холод настанут.

И только душе твоей, нежной и сильной,

Не страшно дыхание ямы могильной.

Когда я твой облик увидел впервые,

Предстало мне чудное Божье творенье.

Ты сны разогнала мои роковые,

Смотреть на тебя мне дала наслажденье.

Открой же мне небо, само Совершенство!

И вечным небесное будет блаженство!

Божье стадо

Вы спросите: кто мы? Какого извода?

Народ ли, не хуже любого народа?

Кем видимся мы? Может, крепкой общиной,

Собранием преданных вере единой?

Открою вам тайну – лукавить не надо:

Ведь мы не народ, не община – мы стадо.

Как скот, предназначенный в жертву, вервями

Опутаны мы – и алтарь перед нами.

Покорны судьбе и покорны страданью,

Как Божии овцы, восходим к закланью.

Лугов нам не ведать и зелени сочной:

По воле мудрейших мы связаны прочно.