Читать книгу - "Лехаим, бояре, или Мельпомена смеется. Актерские байки - Татьяна Борисовна Альбрехт"

была назначена персональная ставка в 120 (сто двадцать!) рублей – по тем временам огромные деньги. Так вот, говорят, что приятель Эйзена, первая скрипка оркестра Большого театра, всякий раз «раскалывал» его одним и тем же образом. «Шир-ро-ка-а стр-ра-на моя р-родна-я-аа!» – выводил Эйзен, и сидящий за его спиной скрипач тут же громко сообщал оркестру: «Пять рублей!» «Много в не-ей лесов, полей и ре-ек!» – продолжал Эйзен, и скрипач тут же ему в спину подсчитывал: «Де-сять рублей!»

Оркестр давился от смеха, но труднее всего было Эйзену: до возгласа «Сто двадцать рублей!» он еле допевал…

* * *

Одно время композиторы Никита Богословский и Сигизмунд Кац выступали в различных городах с совместными авторскими концертами, где каждому из них давалось по отделению. Однажды два концерта должны были состояться в одно и то же время, но в разных местах. Выход был только один: во время антракта каждый из авторов должен был успеть на машине добраться к месту другого концерта. И вот начинается концерт. На эстраду бодро выходит Богословский (который очень любил над всеми подшучивать) и отвешивает поклон:

– Здравствуйте, я композитор Сигизмунд Кац. В зале раздаются дружные аплодисменты: авторов знают только лишь по фамилиям. Затем композитор рассказывает о «себе», о «своем» творчестве, блестяще имитируя манеры, жесты, мимику, интонации голоса, излюбленные словечки своего коллеги. С тем же удивительным мастерством перевоплощения он исполняет под собственный аккомпанемент популярные песни Каца «Сирень цветёт», «Шумел сурово Брянский лес» и другие.

Первое отделение заканчивается под гром аплодисментов. Богословский сразу же садится в машину и уезжает на другой концерт. А здесь после антракта начинается второе отделение. На эстраду выходит Кац и отвешивает поклон:

– Здравствуйте, я композитор Сигизмунд Кац.

В зале недоуменное молчание, слышится чей-то смешок. Несколько смущенный автор, не понимая, в чем дело, всячески стремится наладить контакт с аудиторией: он слово в слово повторяет уже известный публике рассказ о себе, о своем творчестве. Наконец, он садится за рояль и начинает петь свои песни. Но чем дальше, тем больше в зале нарастает веселое оживление, и, в конце концов, начинается гомерический хохот…

* * *

Конферансье Алексеев как-то представлял публике артиста Театра Сатиры Владимира Хенкина – любимца Москвы.

Реприза, с которой он вышел, получилась такой:

– А сейчас, дорогие зрители, перед вами выступит артист Владимир Хренкин… ой, простите, Херкин… ой, простите… ну, вы же меня поняли!

Хенкин выбежал на сцену, как всегда сияя улыбкой, и сообщил залу:

– Дорогие друзья, моя фамилия не Херкин и не Хренкин, а Хенкин! Товарищ конфедераст ошибся!

* * *

Одна довольно известная певица много гастролировала: приедет в город, споет в местном Оперном театре и едет дальше. Все возила с собой: и костюмы, и оркестровые партии… Как-то раз после дневной репетиции подходит к ней симпатичный парень:

– Здравствуйте, – говорит, – меня зовут Володя, я в оркестре вторым тромбоном сижу. Не хотите ли пива?

– С удовольствием, – соглашается певица, – очень люблю пиво! Только после спектакля, да?

Вечером они встретились, попили пиво, случилась между ними любовь, и певица поехала в следующий город. В этом городе после дневной репетиции подошел к ней мужчина:

– Здравствуйте, я – Коля, второй тромбон в оркестре театра. Мне хотелось бы угостить вас пивом…

– Конечно, – согласилась певица, – только, если можно, после спектакля…

Всё повторилось: и пиво вечером, и любовь, и певица с утра поехала дальше. В конце концов, она стала задумываться: почему в каждом городе происходит одно и то же? Долго мучилась, пока случайно не обнаружила в партии второго тромбона надпись поперек нот: «Певица любит пиво и очень хороша в постели!!!»

Вот такой казус

Каждый актер питает естественную антипатию ко всякому другому актеру, присутствующему или отсутствующему, живущему или умершему

Луиза Брукс

Режиссёр Леонид Гайдай и его жена – актриса Нина Гребешкова ехали в переполненном вагоне метро. На одной из станций зашла очень эффектная женщина. Режиссёр не мог не обратить на неё внимание:

– Нина, посмотри на ту женщину! Вот это называется классическая русская красота!

– Где? Где? – начала оглядываться Гребешкова, которая была на две головы ниже супруга.

– Да вон же стоит!

– Да не вижу я никого!

– Ну, вон же, у дверей… Почему не видишь? – удивился режиссёр.

Потом присел так, чтобы его голова оказалась на уровне головы жены, посмотрел на спины вокруг и огорчился:

– Нина! Как же ты так живёшь?!

* * *

Лев Дуров рассказывал, как однажды они с товарищем по театру выступали на новогодней «ёлке» в Кремле. В тот день у каждого было ещё по несколько своих «ёлок», а вечером они должны были встретиться в кремлёвской гримёрке.

И вот уже вечер, актёры в костюмах и готовятся начинать представление, а приятеля Дурова всё нет. Появился он за несколько минут до спектакля в сопровождении двух милиционеров. Дуров посмотрел на него и чуть не упал – из-под длинного темного пальто торчали петушиные лапы с когтями!

Оказалось, что товарищ на предыдущей «ёлке» тоже играл петуха, и так как очень опаздывал – не переодеваясь сел в такси, выскочил у Красной площади и вприпрыжку побежал к Кремлёвскому Дворцу. Бегущего мужика на куриных ногах тут же заметили милиционеры! Он чудом уговорил не везти его в отделение, а пойти вместе с ним и удостовериться, что он не псих и не шпион, а правда очень спешит на «ёлку»…

* * *

После съёмок в комедии «Деловые люди» Юрий Никулин сдружился с Ростиславом Пляттом. Они жили по соседству и часто засиживались глубоко за полночь друг у друга в гостях.

Как-то зимним вечером жена Никулина попросила сына Максима погулять с собакой, а на обратном пути забрать отца из квартиры Пляттов. Но дело закончилось тем, что Максим присоединился к интересной компании, а уже ночью пошёл с актёрами прогуляться… Плятту к тому времени было чуть за 60 лет, Никулину – почти 50, но куража у них не убавилось. Знаменитые артисты, обладатели государственных премий схватили ограждения, которые стояли по обочинам, и перекрыли ими ночной Суворовский бульвар. Отошли в сторону и очень веселились, глядя на разворачивающиеся машины, а когда приехал экипаж ГАИ – Ростислав Плятт как раз заканчивал писать тростью нецензурное слово на свежевыпавшем снегу.

В милицию уважаемых актёров, конечно, не забрали, но веселье закончилось во дворе дома, где актёры увидели разъяренных жён. Максим Никулин потом рассказывал, что мать встретила их словами: «Как вам не стыдно?! Ведь вы же с собакой!».

* * *

На гастролях Театра сатиры