Читать книгу - "«Верный Вам Рамзай». Рихард Зорге и советская военная разведка в Японии. 1933–1938 годы. Книга 3 - Михаил Николаевич Алексеев"

Отвечено, что распоряжение о срочном выезде Ингрид подтверждается. Указано обеспечить ее деньгами до Владивостока. Просьба сообщить дату выезда для встречи во Владивостоке.

Указано, чтобы почту с Ингрид не посылать».

«Мемо. 9.9.37 г.: Рамзай указывает, что у Ингрид нет никакой надежды вернуться обратно на острова, после того как она уже три раза в течение двух лет возвращалась домой.

Считает, что предложение о посылке Ингрид с билетом только до Висбадена невыполнимо. Без транзитного билета виза не выдается, нельзя также ехать и с деньгами только до Владивостока. Ингрид может быть арестована еще до ее выезда. Поэтому она и Густав с женой должны обязательно иметь билеты в Европу, хотя бы и 3-го класса».

«Мемо. 5-го окт. Рамзай сообщил, что Ингрид выезжает, приедет в Висбаден 9-го окт. И еще он просил обеспечить ее деньгами».

Из «Характеристики на пом. резидента-вербовщика под кличкой Ингрид – Куусинен Айно Андрееевну»:

«… На работе в РУ использовалась в качестве пом. резидента-вербовщика. Впервые была послана в Китай и Японию /резидентура „Абрама“/ в 1934 году. Пробыла в Японии ок. полугода, после чего была отозвана в связи с провалом „Абрама“. За это время сумела удачно легализоваться и приобрела представляющие интерес связи среди японцев и иностранцев. Добыла представляющий интерес документальный материал /сфотографировала этот документ по личной инициативе. по плану таких задач не ставилось/.

Вторично командирована для той же работы в Японию в январе 1936 года. Предварительные легализационные мероприятия в Швеции провела успешно. Легализовалась в Японии также достаточно быстро и надежно.

За время с октября 1936 г. /Прибытие в Японию/ до октября 1937 года не дала никаких ни информаций, ни наводок, ни характеристик своих знакомств и связей (здесь и далее выделено мной. – М.А.).

В своем личном докладе, представленном по возвращении, утверждает, что сообщала РАМЗАЮ о своих связях и знакомствах и передавала регулярно различную информацию. Указывает, что трижды передавала ему доклады о японском резиденте-разведчике, направляющемся в СССР, и передавала ему фотокарточку этого японца для пересылки в Центр, и лишь теперь узнала, что Центром этого материала не получено (Уратаро Уехара, Генеральный директор „Джэпэн Таймс“ – М.А.). В целом характеристику „РАМЗАЮ“ дает отрицательную.

Отозвана из Японии в связи с политическим недоверием к резидентуре „РАМЗАЯ“ в целом и наличием сомнительных политических моментов в биографии ее самой.

В дальнейшем для работы по линии РУ на Востоке использована быть не может. Подлежит увольнению. После тщательной проверки может быть использована на гражданской работе, как переводчица-журналистка, без допуска к вопросам секретного и оборонного значения.

25.10.37. Вр. Нач. 7 отд. майор …..кой».

По возвращении в Москву «Ингрид» пишет два документа. В первом высказывает по просьбе тов. Сироткина «свое мнение о наших товарищах, в частности, о Рамзае» (дата на документе отсутствует). Куусинен пытается оправдать отсутствие информационных результатов своей работы тем, что «Рамзай» якобы не отправлял передаваемые ему письма в Центр. Описание, которое Куусинен дает Зорге, его жилью, радикально отличается от многочисленных свидетельств его знакомых, друзей и врагов. Не обошлось и без доноса о «правом уклоне» «Рамзая»: «… На этот раз (во время второй командировки в Японию. – М.А.) я поддерживала с ним постоянную связь. Местом встречи была его квартира, маленький, грязный неотапливаемый домик на задворках. Мы встречались обычно раз в месяц, и я должна сказать, что всякий раз возвращалась со свидания со смешанными чувствами. Как я уже сказала, я имела большие связи и могла многое слышать и о многом узнавать из хороших источников, но он никогда не интересовался тем, о чем я рассказывала. Он не задавал вопросов, не давал советов и не просил от меня информации. Мысленно я сравнивала его пассивность и поведение тов. Абр. в Шанхае /1934/, задававшего тысячи вопросов и постоянно просившего меня что-либо узнать.

Квартира Р. выглядела ужасно, и он встречал меня всегда полуодетый, лежа в кровати. На стуле всегда стояла бутылка виски и стакан, и сам он был всегда выпивши. Мне вспоминались слова одного товарища из Коминтерна, рассказавшего мне, что Р. употребляет не только алкоголь, но и другие наркотики.

Я писала домой подробные письма и всякий раз передавала их при встрече Р., но теперь узнала, что лишь часть этих писем получена. Три раза я посылала большие доклады о м-ре Уехара /япон. разведка/, посылала его фото /кажется в мае/, теперь же я узнаю, что тов. С. ничего об этом неизвестно. Я теперь вспоминаю, что Р. всегда пытался убедить меня, что все это не важно.

Однажды он спросил меня: „Можешь ты принять от меня одну японскую связь?“. Я спросила, что это за человек, и когда он сказал, что это „бой“, я ответила, что в моей теперешней квартире я не могу его принимать и должна нанять небольшой домик. Р. сказал, что я не должна этого делать. Теперь я узнала, что запрос был отсюда, а он мне этого не сказал.

Затем он сказал, что беспокоится о японском „юноше“, так как тот не приходил более. Он прибавил при этом, что японцев найти почти невозможно, и вот единственный „бой“ исчез /позднее он нашел его/. Я рассказываю об этом потому, что 4-го октября он говорил, что имеет прекрасные японские связи, но не может никому передать этих людей, так как они, по всей вероятности, скоро покинут Японию, потому что один из них полковник, а другой будет послом в Лондоне. В то время в его квартире были также Макс и Густав. На меня всегда производила неприятное впечатление его манера говорить о нашем Управлении. Создавалось впечатление, что дома не понимают условий и положения, и лишь он все знает и работает хорошо.

В этот же вечер, когда присутствовали Макс и Густав, Р. инструктировал меня о том, что я должна сообщить дома. Я всякий раз что-либо добавляла, но он решительно прерывал меня, говоря: „Ты должна говорить дома лишь то, что я диктую тебе, ничего не прибавляя от себя“.

Его знакомых я не знаю. Видела его несколько раз в обществе мужчин, неизвестных мне, одетых так же плохо, как он сам. Я никогда не видела его с иностранными журналистами или с немцами хорошей репутации. Неоднократно я указывала ему на необходимость лучше одеваться, но он находил это излишним.

Все эти мелочи создавали впечатление, что он не на высоте большевистской морали и не уважает свою работу. Он сказал мне, что германский военный атташе дает ему все нужные нам сведения…

Макса я видела у Р. несколько раз, и у меня создалось впечатление, что их отношения подобны отношениям крупного капиталиста-предпринимателя и мальчика на побегушках,