Читать книгу - "Последний викинг. Сага о великом завоевателе Харальде III Суровом - Дон Холлуэй"

Ветра этесии дули им в спину, облегчая работу гребцам, императорский боевой ряд обрушился на сарацинов. В то время как большинство варягов находились на кораблях, расположенных по флангам, сам Харальд, воин королевских кровей, руководивший собственным отборным подразделением бойцов, был назначен ни много ни мало на флагманский корабль. Наместник Уранос рекомендовал адмиралам: «Стратиг несомненно должен отобрать из всего военно-морского флота наиболее крупных и отважных воинов, обладающих исключительными способностями и лучшим снаряжением, и назначить их на свой дромон, назвав его памфилос [флагман]». Это описание прекрасно подходит Харальду, который даже на этом относительно раннем этапе своей карьеры успел заручиться благосклонностью императрицы Зои.

«Гнилая кожа» в качестве доказательства приводит небольшой скабрезный случай, который произошел еще до выхода Харальда в Эгейское море, когда Нордбрикт со своими людьми (предположительно включая лейтенантов Ульва и Халльдора) был расквартирован во дворце. Как было упомянуто выше, подлинное имя и происхождение Харальда для двора не представляли особой тайны, но, согласно «Гнилой коже», он всё же опасался разоблачения. Он созвал пришедших с ним воинов и сказал им: «Здесь, в Константинополе, люди будут с пристрастием следить за нами. Они будут пытаться разгадать, кто мы такие, и им не будет дела до того, погибнем мы в бою или окажемся в опасности. Думаю, нам следует молиться святому Олаву о победе и построить здесь церковь в честь Олава во славу Божию».

Тем не менее Харальд не настолько сильно хранил свой секрет, чтобы не рискнуть и не произвести впечатление на саму императрицу. Однажды Зое позволили находится вне ее покоев весь день, и, прогуливаясь по территории дворца со своими фрейлинами, она приметила светловолосого норвежца-великана и его воинов. Согласно «Гнилой коже», «королева Зоя, приближаясь к ним, увидела, с каким достоинством они держались. Она подошла к Нордбрикту и сказала: “Скандинав, дай мне прядь своих волос”».

И это не было бессмысленной просьбой. В древние времена прядь волос символизировала в какой-то степени власть над дарителем – колдовскую или сердечную. Подобная просьба императрицы всего христианского мира, basilissa, являлась исключительным знаком отличия. Пселл вспоминает Зою как «весьма царственную во всех смыслах особу невероятной красоты, в своем обращении настойчивую и вызывающую уважение». Она ожидала, что любой византийский придворный падет на колени пред ней и будет просить о пощаде за то, что при себе у него не оказалось ножниц.

Однако Харальд сам был князем, хоть и более грубоватого, варварского происхождения. Дабы не остригать волосы перед своими соратниками, он отнесся к просьбе императрицы так же легко, как к заигрываниям киевской куртизанки. «Ваше величество, давайте устроим торговый обмен, – он ей сказал. – Вы дадите мне прядь ваших лобковых волос». «Людей это позабавило, хотя обратиться к даме такого высокого положения подобным образом было дерзко, – немного приуменьшая, говорится в “Гнилой коже”. – Не обращая более на него внимания, она последовала дальше».

Однако несомненно, что Зоя все-таки обратила на него внимание. То, что у этого загадочного Нордбрикта хватило наглости сделать императрице подобное предложение, и то, что в ответ на это оскорбление она не приказала его тотчас же отправить в темницу и на досуге не замучила до смерти, только доказывает, насколько Харальд возбудил ее интерес. Эта история, дошедшая до нас через тысячелетие, говорит о том, что в те времена о ней было известно повсеместно, без нее не обходились и дворцовые сплетни. Стратигу флота всё это было тоже точно известно – и ему настоятельно рекомендовали назначить любимца императрицы туда, где за ним можно было бы присматривать.

Эта битва была первым великим морским боем, в котором Харальд принимал участие, и неважно, где он находился, на борту дромона в центре боевых действий или на галере, которая обходила с фланга, чтобы атаковать сарацинов сзади. С того момента как он впервые увидел над горизонтом арабские треугольные паруса, подобные острому ряду зубов, весь бой для него прошел бы в таком же режиме. Рано или поздно всё свелось бы к битве одного корабля против другого, к рукопашному бою.

В Битве мачт, тем не менее, перед сражением экипаж дромона в первую очередь свернул паруса, которые в битве были пожароопасны, и сложил мачты, чтобы они не треснули при столкновениях: вынули их из днища кораблей, уложили вниз и поместили вдоль палуб на специальные опоры. Вся палубная команда, включая гребцов, которые становились воинами, как только начиналось сражение, надела доспехи – пластинчатые чешуйчатые корсеты, кольчуги и стеганые или набивные сюрко. В поднятом носовом кубрике (pseudopation) и на деревянных надстройках посередине корабля (xylokastra) располагались тяжелые баллисты (огромные арбалеты) – туго примотанные, взведенные и заряженные стрелами размером с копье, и такого же размера катапульты (mangonels) с горшками, наполненными горючим маслом, и камнями, обмотанными вымоченной в масле тканью. Под бронзовым резервуаром в носовой части разожгли жаровню, и два мускулистых члена команды склонились над поршневым насосом с рычажным приводом, чтобы увеличить в нем давление, пока остальные члены экипажа прицеливались с помощью присоединенной к нему трубы, закрепленной на шарнирах. Безусловно, Харальд слышал об этом любопытном оружии, сифонофоре, однако в действии его прежде не видел, поскольку в военном деле викингов ничего подобного не было, а также, возможно, потому, что сифонофор был самым секретным оружием империи.

Теперь, как только расстояние между флотами сократилось, всё зависело от гребцов. Как пишет император Лев, хороший кентарх (kentarchos), капитан корабля, постоянно держит свой экипаж в должной военной форме, устраивая учения и тренировки как раз для того, чтобы все были готовы к моментам, подобным этому. Дромон с подготовленной командой мог преодолеть большое расстояние, удерживая постоянную скорость в два-три узла, а стоило гребцам изо всех сил налечь на весла, как лодка развивала, хоть и ненадолго, в три раза большую скорость. Ощущение под ногами летящей над волнами галеры с достаточно малой осадкой и вид тысячи других точно таких же галер вокруг, разрезающих гладь воды в одном ритме, должно быть, воскресили у Харальда в памяти войско брата, в едином порыве двинувшееся вниз с холма в Стикластадире.

Как и тогда, целью сейчас было как можно быстрее преодолеть зону возможного поражения с наименьшими потерями и как можно скорее вступить в настоящую схватку. По мере того как расстояние сокращалось, начинали