Читать книгу - "Лачуга должника и другие сказки для умных - Вадим Сергеевич Шефнер"

глупец, греховодник, – восторженно продолжил Юрик. – А что еще? Подскажи, Фима!

– Грабитель, графоман, головорез, громила, гужбан, горлодер, гангстер… Кажется, все.

После комфортабельного звездолета странно было ехать в дребезжащем трамвае, а в душе пела радость: сейчас увижу Настю! И вот моя квартира, кругом – никакого космоса. Настя отворила дверь и озарила меня улыбкой номер восемь («Я тебе рада!»). А я первым делом выложил на стол топор, а затем честно вернул ей двести рублей, которые, как помнит уважаемый читатель, она мне вручила перед моим отлетом в надежде, что я обменяю их на инопланетную валюту и куплю каких-нибудь неземных дамских шмоток для пополнения ее гардероба. Сперва Настя огорчилась тому, что это коммерческое мероприятие не состоялось, но когда я рассказал ей о своих космических мытарствах, она зарыдала. Затем на лице ее возникла улыбка номер сорок семь («Радость сквозь слезы»), и она заявила, что я, слава богу, привез из этого путешествия самое главное – самого себя, и взяла с меня клятву, что впредь я ни на какие планеты летать не буду. Эту клятву я ей дал очень охотно.

Когда я сообщил Насте о Формуле Бесстрашия и о СТРАХОГОНе, она, к моему удивлению, отнеслась к этому без особого восторга. Она сказала, что такой прибор очень бы мне пригодился, но ведь его так трудно создать практически… В этот момент из-за стены послышался шум; соседи приступили к музыкальной тренировке. Настя сочувственно посмотрела на меня, но я был спокоен. После пребывания в Храме Одиночества я стал бояться тишины. Теперь всякий шум действовал на меня успокоительно.

Пусть ржут жеребцы и кобылы,

Пусть мучает скрипку сосед —

Хочу, чтоб душа позабыла

Безмолвие дальних планет!

28. Прощание с другом

Со дня моего возвращения на Землю прошло немного времени, но мне кажется, что в Космосе побывал я очень-очень давно, и вспоминается мне эта окаянная Фемида не то как сон, не то как бред. А дома у нас тишина и благодать. Настя утверждает, что характер у меня стал получше, хоть и прежде мы с ней ссорились довольно редко. Не так давно я купил в комиссионке подержанный, но исправный телевизор, и по вечерам мы втроем смотрим всякие программы. В особенности довольна этим Татка. Она недавно сказала, что теперь у нас все как у нормальных.

Весь свой отпуск я провел дома. Чертил не покладая рук, думал не покладая головы – и в конце сентября вручил директору ИРОДа чертеж СТРАХОГОНа и подробнейшую пояснительную записку. Через неделю после этого директор вызвал меня и сообщил, что идея сама по себе весьма интересна, но не вполне соответствует профилю ИРОДа, да и технически трудно осуществима. Однако в дальнейшем институт, возможно, займется моим изобретением вплотную.

Меж тем ироды не дремлют. В отделе бытовой химии создано съедобное мыло, которое очень пригодится не только в туристских походах, но и в быту. Сотрудники парфюмерной подсекции разрабатывают рецептуру духов, которые будут называться «Времена суток», запах их меняется четырежды в течение дня. Дизайнеры ИРОДа готовят новинку – юбку с рукавами. Главсплетня (с которой я с недавних пор нахожусь в товарищеских отношениях) утверждает, что когда эти юбки выбросят в продажу, за ними будут вдоль и поперек Невского дамские очереди стоять. Увы, та же Главсплетня на днях принесла весть, что высшее начальство почему-то недовольно ИРОДом и даже подумывает о ликвидации нашего института. Быть может, это объясняется участившимися нападками прессы на деятельность ИРОДа?

* * *

Вчера Юрий Птенчиков навеки покинул Землю.

Я проводил своего друга до моего родного дома, с крыши которого он должен был отбыть на свою планету. Но на крышу с ним подниматься не стал, простился с ним на нашем чердаке, а поскольку там никаких ангелов нет, расставальный наш разговор происходил наедине.

– Ты мой спаситель, тебя я всегда помнить буду как героя! – воскликнул сентиментальный иномирянин.

– Нет, Юрик, никакой я не герой, – признался я. – Если бы я героем был – ты бы не хромал. – И тут я честно рассказал ему, как дело было, как долго не мог я решиться прийти ему на помощь.

– Все равно – для меня ты герой! И я знаю, как смело ты себя в своем НИИ ведешь, как с критикой выступаешь.

– Юрик, это не смелость храбреца, а нахальство тайного труса, рассчитанное на чужую – еще большую – трусость. А когда я заранее знаю, что мне могут отпор дать, я тихо в сторонке стою.

– Фима, один наш древний мудрец так выразился: «В каждом герое прячется трус, и в каждом трусе дремлет герой». Тебе надо понять себя. Ведь ты решился побывать на Фемиде – разве это не отважный поступок?!

– Это я не отвагу, а лихачество показное проявил. Если бы я заранее знал, какой ужас на меня на этой сволочной Фемиде навалится, – черта с два бы на это решился… Правда, быть может, благодаря этому ужасу я нашел Формулу Бесстрашия.

– Фима, а скоро твой прибор будет запущен в массовое производство?

– Ишь чего захотел! Скоро только сказка сказывается… Проект пока все еще у директора, у Герострата Иудовича в шкафу лежит.

– Серафим, так ты предложи свой проект другому НИИ.

– Юрик, а если он и там в долгий ящик ляжет? Может, в другом НИИ тамошний директор, какой-нибудь Вампир Люциферович, его под сукно положит. А наш директор наверняка обозлится, что я через другое ведомство действовать хочу, и в должности меня понизит, а у меня зарплата и так невелика, полторы сотни рэ. А впереди пенсия маячит, и учти, что у нас на Земле пенсия по зарплате начисляется. Мне надо смирно себя вести. Жизнь – это мост без перил, надо идти посередине, не забегая вперед, а не то тебя в реку столкнут.

– Серафим, что же это получается?! Ты извини, но ведь ты философию трусости рекламируешь! Из твоих словес вытекает, что мелкий личный страх не разрешает тебе бороться за всеобщее бесстрашие – и за твое личное тоже! Я ошеломлен, озабочен, обеспокоен, обескуражен, озадачен…

– Обманут, одурачен, околпачен, – присовокупил я.

– Фима, для меня ты все равно герой! И спасибо тебе за помощь в освоении строгих слов земных! Благодаря тебе я возвращаюсь на родную планету словесным богачом!

– Вот от этой похвалы не отказываюсь, – молвил я. Затем мы дружески обнялись – и расстались навсегда.

1989

Съедобные сны, или Ошибка доброго мудреца

1. Деловое предисловие