Читать книгу - "Естественная история - Плиний Старший"

разваливались. Но Плиний дожил до царствования Веспасиана и Тита, при них огромные размеры империи стали уже привычными, а сильного противодействия на местах, — кроме иудейских войн, продлившихся еще несколько десятилетий, — больше не было. При Плинии возникло такое явление, как мировые религии (до него к этой категории можно отнести разве что буддизм). Митраизм был важной, хотя в конечном счете и не удавшейся попыткой в этом русле. Солнцу посвящены яркие страницы «методологической» второй книги «Естественной истории». Но делая эту (по-видимому) уступку митраизму, Плиний не идет дальше и, в частности, ни разу не употребляет в «Естественной истории» имени «Митра».

Плиний был современником Иисуса Христа, лет на 25 младше его; и мог бы в «Естественной истории» что-нибудь передать из своих впечатлений о евангельских или послеевангельских событиях (хотя бы по слухам). Однако ничего такого там нет, хотя Палестине посвящено немало страниц «Естественной истории», и мы можем из труда Плиния многое почерпнуть относительно палестинских нравов и событий I в. н. э. В целом можно сказать, что «Естественная история» — в противоположность письмам Плиния Младшего с их яркими свидетельствами о христианстве I—II вв. н. э. в Малой Азии — есть последний столь крупный памятник дохристианской эпохи, что не означает, конечно, что отдельные ее места не могут немало дать для понимания процессов возникновения христианства и его распространения по средиземноморскому миру.

Для многих отраслей науки «Естественная история» послужила отправной точкой. Плиний для своего времени был перворазрядным ученым и, видимо, таким эрудитом, которого ни с кем невозможно сравнить, особенно по части любимой им естественной истории. Его многотомный труд в течение всего Средневековья оставался по своей части непререкаемым авторитетом в естественных науках, а потом — уже для новой науки — памятью о ее колыбели.

Содержание этого огромного труда, даже если бы речь шла только о его ошибках, никак не может быть изложено вкратце. В данном случае мы будем иметь в виду только его четвертую книгу с содержащимися в ней «средиземными» материалами, в том числе восходящими к мифологической праоснове. Типичным примером может служить связывание Плинием, как и вообще учеными той эпохи, греческого названия «Паллантий» и римского «Палатин». В действительности они возникли на совершенно различных языковых основах. Но их чисто внешняя связь послужила устойчивым компонентом отстаиваемой многими римскими и особенно греко-римскими (например, Полибием и Плутархом) учеными легенды о происхождении италийской государственности от эллинской и, более того, от первых людей, возникших после Девкалионова потопа. Подобно тому, как дуб был первым из растений, так и аркадяне были «первыми людьми, рожденными на Земле» (Плутарх. Римские вопросы. 286a). Из Аркадии и даже именно из Паллантия, якобы еще до Троянской войны, прибыли на берега Тибра полубог Эвандр (греч. «истинный муж») с другими поселенцами — предками патрициев. Он и дал новому поселению слегка измененное имя старого. Эта легендарная связь Паллантия с Палатином нашла воплощение в реликвиях: на склоне Палатинского холма, под «хижиной Ромула», и столь же свято, как она, сохранялся так называемый Большой алтарь, сооруженный Эвандром, где праздновали победу Геракла над великаном Каком — еще и во времена Плиния и позже, до самого конца Западной Римской империи.

Собственно каноничным римский миф становился тогда, когда удавалось связать его, с одной стороны, с эллинской параллелью, а с другой — с реальными памятниками. «Естественная история» — дитя своего времени — как стало ясно в XV—XVI вв., полна не только обобщениями человеческого опыта, но также недоразумениями и ошибками. Это так, но вместе с тем в ней бьется живая мысль. Чтение «Естественной истории» — беседа с автором, здесь и читатель не может оставаться пассивным, что придает тексту своеобразную прелесть.

Связь слов «Палатин» и «Паллантий» во времена Плиния была общим местом, и ему даже не пришлось ничего изобретать. Однако есть и более сомнительные в смысле аутентичности места «Естественной истории», связывающие Запад и Восток (Европы). Такова мысль о том, что «всей Элладе даровал свободу Домиций Нерон» (IV. 22). В самом деле, во время своего 15-месячного путешествия по Греции в 66—68 гг. н. э. Нерон в восторге от признания его артистических талантов даровал многим греческим полисам статус свободных городов и вообще признал за жителями провинции Ахайи права, близкие к правам римских граждан. Объективно это «дарование свободы» было звеном в цепи таких актов, как распространение римского гражданства на всех италийцев в 88 г. до н. э., на все свободное население Римской империи в 212 г. н. э. Однако аутентичность фразы вызывает сомнение. Плиний видел в Нероне коронованного изверга, а не дарователя свободы, и ни одному мероприятию Нерона, даже попыткам прорыть канал через Истм (§10), не давал положительной оценки. Если Плиний ни разу не упомянул Нерона в III книге, специально посвященной Италии, а в других случаях явно ему враждебен, почему он решил помянуть его добрым словом в книге о Греции? Во всяком случае не из беспристрастия, потому что «дарование свободы» легко можно было сбалансировать указанием на тщеславие Нерона, на его недоверие к Риму и т. д. К тому же в данном месте текста фраза инородна, помещаясь между абсолютно не связанными с ней сведениями об ахайских полисах и размерах Пелопоннеса. Она вставлена, видимо, читателем «Естественной истории», желавшим Плиниевой чисто отрицательной оценке Нерона что-то противопоставить, сознательно или нет, но скорее все-таки желавшим этого сознательно. Ведь фраза «замаскирована» под Плиниеву тем, что император назван просто Домицием Нероном, без титулов. Интерполятор пошел на это, хотя был сторонником и, быть может, даже поклонником Нерона. Таковые несомненно существовали по крайней мере до конца I в. н. э.

Другой пример вставки, на этот раз более поздней, можно видеть в IV. 20, где перечислены города Аркадии: «Псофис, Мантинея, Стюмфал, Тегея, Антигонея» и т. д. Собственно Мантинея и Антигонея — это был один и тот же город, но первое название было во времена Плиния лишь воспоминанием. Македонский царь Антигон Досон, восстановивший Мантинею в 220-е гг. до н. э. из руин после гражданской войны, переименовал ее в Антигонею, а прежнее название Мантинея ей было возвращено только императором Адрианом много спустя после Плиния. О тождестве Мантинеи и Антигонеи Плиний не мог не знать, он глубоко изучил греческую топонимию: в этом же списке, например, выделяет Лепреон (и только его) как Аркадийский, именно потому, что был еще Элидский. Поэтому надо полагать, что «Мантинея» вставлена в список после смерти Плиния и скорее всего во II в. н. э. — под свежим впечатлением восстановления городу его исторического названия.

В других фрагментах, хотя и несомненно принадлежащих Плинию, трудно бывает решить, какую из близких категорий объектов он имеет в виду. Например, в IV. 35 он упоминает «свободные