Читать книгу - "11 звезд Таганки - Михаил Александрович Захарчук"

окружающем меня мире в десять, во сто крат больше, чем за все годы работы в одесском театре. Сама обстановка ВГИКа тянула меня ввысь».

«Застава Ильича» – выдающаяся советская лирическая киноповесть о поколении, вступающем в самостоятельную жизнь на переломном этапе развития страны после исторического XX съезда партии. Полагаю, что Хуциев далеко не случайно пригласил на роль Фокина именно Губенко. Он удивительно соответствовал типическому образу простого русского паренька. Соответствовали этому образу актёры Валентин Попов (к слову, профессиональный актёр, сыгравший только эту единственную роль в кино) и Станислав Любшин. Причем, эти два персонажа очень хорошо разработали сценаристы М.Хуциев и Г.Шпаликов. А вот образ Коли Фокина прописан был весьма контурно. Так что Губенко оказался в сложном положении: ему требовалось во многом самому додумывать и в процессе сьёмок дорабатывать экранный характер. Молодой актер блестяще, другого определения не хочу даже подыскивать, справился с задачей, которая часто бывает не по плечу даже маститым профессионалам. Губенко свободно, не натужно воплощает с одной стороны балагура, весельчака, сердцееда, по столичному бойкого, хотя и не пошлого паренька. А с другой, он – раздумчив, не чужд поиска смысла жизни, интеллигентен. Его Фокин легко играет на пианино, посещает художественные выставки.

Редко так случается, чтобы самая первая роль, сыгранная актёром в ранней молодости, оставалась как бы камертоном на всю его последующую жизнь. «Застава Ильича» для Губенко оказалась именно таким камертоном. В той картине он прошёл очень хорошую творческую и профессиональную подготовку. Плюс ко всему сразу, что называется, одним махом, приобщился к столичному художественному миру. Его признают и принимают в свою компанию уже упомянутые Г. Шпаликов и С. Любшин; исполнительница одной из главных женских ролей Марианна Вертинская – дочь прославленного шансонье Александра Вертинского; снявшиеся в небольших ролях Андрей Тарковский – сын замечательного поэта Арсения Тарковского (в картине он Гость) и Андрон Михалков-Кончаловский – сын создателя советского гимна С.В. Михалкова (в картине он – Юра). А ещё с Губенко установили добрые, товарищеские отношения Светлана Светличная – Светлана; Родион Нахапетов – Красноармеец; Олег Видов – юноша с гитарой; Виталий Соломин – Выпускник; поэты Андрей Вознесенский и Евгений Евтушенко – камео. Вообще со многими из тех, кто был причастен к эпохальной «Заставе», Николай Николаевич и до сих пор не порывает человеческих связей.

В следующем году Губенко снимается в фильмах: «Пядь земли» (раненый солдат); «Когда улетают аисты» (деревенский житель); «Пока фронт в обороне» (Бурьянов). Картины, мягко говоря, так себе – далеко не шедевры. Но дело ведь не в этом, а в том, что Николай начинает входить во вкус работы на съёмочной площадке. А рядом с ним снимаются такие прославленные мастера советского кинематографа, как Александр Збруев, Евгений Урбанский, Георгий Жжёнов. Губенко как губка (каламбур случаен!) впитывает их мастерство. И будущее своё видит исключительно кинематографическим. Однако тут вмешивается тот самый пушкинский «случай – Бог изобретатель».

Придя в Московский театр драмы и комедии на Таганке, Юрий Любимов вместе с Николаем Дупаком начали активно подыскивать для труппы новых актёров. В это время курс Герасимова ставил дипломный спектакль по Бертольду Брехту «Карьера Артуро Уи», где Губенко играл Гитлера. Не зная немецкого языка, свободно выдавал на нём целые монологи. Спектакль тот гремел по всей Москве. Его однажды и увидел Любимов. И пригласил Николая в свой театр. Тот согласился, не раздумывая. Почему? Отчасти ответ на этот вопрос находим у него самого: «В те времена мне до дрожи в членах хотелось пробовать себя и работать на предельной условности, играть таких персонажей, как Артуро Уи или летчика у Брехта в «Добром человеке из Сезуана». С какой ни посмотри стороны, это – не я. Потому надо было напрягать фантазию, использовать на пределе всю свою физическую ловкость, чтобы создать что-то совершенно другое, нежели я, и в это другое вложить и мысль умнейшего драматурга, и мое собственное отношение к нему. Таганка тогда такую возможность представляла, как, наверное, ни один другой столичный драматический коллектив. И я ринулся в него, очертя голову. Мы начинали с брехтовского, уличного, демократического театра. Зритель становился равноправным партнером происходящего на сцене. Это заставляло театр искать свой язык, свои выразительные средства, форму образную – без декоративно-костюмно-бутафорских излишеств. Социально острые темы являлись сутью общественной программы театра. Таганка, как правило, стремилась избегать традиционной драматургии (я не причисляю к традиционалистам Шекспира, Мольера, Брехта). Опирались мы на поэзию и прозу, к которым другие коллективы не тяготели. Нетрадиционный подход к традиционному, метафорический язык был залогом успеха. В частности, ни в одном театре не были столь успешны и долговременны спектакли, обращенные к истории революции, как на Таганке. «Десять дней, которые потрясли мир» Джона Рида и «Мать» Горького прошли около 900 и 300 раз».

Губенко быстро, я бы даже сказал стремительно, становится лидером «Таганки», и остаётся им даже, когда в коллектив приходит Владимир Высоцкий. С которым они играют одни роли в очередь. Рядом с ними трудились: В. Золотухин, А. Демидова, З. Славина, Н. Шацкая, В. Смехов, Л. Филатов, Б. Хмельницкий, И. Дыховичный. И всё-таки театральная Москва особо выделяла актерское дарование Губенко. Его манера игры строилась на смелом контрапункте вызывающе-дерзкой эксцентрике и мягкой, почти лирической сдержанности. Посредством этого контрапункта и раскрывалась глубинная противоречивость Ян Суна, жестокая драма его судьбы и личности. Другой удачей Губенко той поры можно смело полагать роль Емельяна Пугачева в сценической композиции Н.Эрдмана по поэме Сергея Есенина. Тоже в очередь с Высоцким. Повторюсь: они всегда ладили. Чего никак не могу сказать об отношениях Губенко с Любимовым. Здесь всё было очень непросто. Несколько раз Губенко подавал заявления об уходе. Но когда для театра наступал трудные времена, Николай забывал свои обиды и поддерживал шефа всячески. Как секретарь комитета ВЛКСМ он четырежды получал от райкома комсомола выговоры. Именно за «лютую солидарность» с Любимовым.

Да, Губенко, в отличие от подавляющего большинства коллег по театру, никогда не чурался общественной работы. Более того, всегда находил в ней созидательный личностной момент. И когда многие годы спустя указующий, всегда императивный перст Судьбы назначит его Министром культуры великого Советского Союза, многие сильно удивятся. А зря, любезные. Губенко с детдома привык «пахать на благо общества». Причём, что более всего ценно – пахать не в ущерб основному своему труду. Лидерство в творчестве он не упускал ни при каких обстоятельствах. Работал на сцене ли, в кино ли всегда темпераментно, самоотверженно, истово. Об этой уникальной способности коллеги очень душевно, я бы сказал даже восторженно отзывается Алла Демидова: «Для меня