Читать книгу - "Эйнштейн во времени и пространстве. Жизнь в 99 частицах - Сэмюел Грейдон"

он писал: “Ленин произвел на меня меньшее впечатление, чем я ожидал”[186]. По его мнению, лорд Альфред Теннисон “скорее лицемер. Я считаю его мошенником”. Дуайт Эйзенхауэр “глупец”, тогда как Джордж Бернард Шоу “тщеславен, и в этом он весь”. Что же касается Дэвида Герберта Лоуренса, то он “совершенно непереносим. Он фашист”.

Однако об Эйнштейне, которого Рассел знал довольно хорошо, в 1961 году он вспоминал как о “невероятно симпатичном человеке. Он держался очень просто, без намека на претенциозность. Если встретишься с ним в вагоне поезда, можно и не догадаться, насколько он знаменит. Эйнштейн был очень, очень дружелюбным, невероятно свободомыслящим человеком. Вообще я думаю, что это был прекрасный человек – самый приятный из всех великих людей, которых я когда‐либо знал. Ни в коем случае я не хотел бы, чтобы хоть в чем‐то он был другим”.

37

В1914 году началась Первая мировая война, а за несколько лет до этого в большинстве стран Европы все громче слышалось “бряцание оружием”[187]. Именно так определил происходящее Эйнштейн. Как и многие другие, он надеялся, что все обойдется.

Близким другом Эйнштейна был один из директоров Института физической химии кайзера Вильгельма в Берлине Фриц Габер. Когда началась война, этот человек со следами юношеских дуэлей на лице не отправился на фронт, но тем не менее считал себя солдатом. Получив офицерское звание, он стал приходить на работу в военной форме, а на улице надевал и каску.

Два научных результата Габера были очень важны для военной кампании Германии. Первый изменил образ планеты. Британия, рассчитывая контролировать поставки не только продовольствия, но главным образом нитратов, достаточно быстро установила морскую блокаду Германии и ее союзников. Нитраты, необходимые для производства удобрений, являются и критически важным компонентом взрывчатых веществ. Отсутствие нитратов вынудило бы Германию очень быстро закончить войну. Еще до начала войны Габер понял, что Германия может столкнуться с дефицитом нитратов. Ему удалось разработать метод синтеза аммиака – соединения, превращающегося в нитрат в результате простой химической реакции. Впервые в истории люди получили возможность создавать искусственные удобрения для сельского хозяйства – а вдобавок и бомбы – вне зависимости от нерегулярных, ненадежных естественных процессов.

Химическое оружие – еще один вклад Габера в войну. Он первым предложил использовать в военных целях газообразный хлор и горчичный газ – иприт. При вдыхании газообразный хлор попадает в легкие, где, соединяясь с жидкостью, превращается в соляную кислоту: человеку кажется, что внутри него все горит, и при этом он тонет в заполнившей его жидкости. Иприт поражает кожу и легкие, приводит к временной слепоте.

Хотя политические взгляды и поведение Габера и Эйнштейна отличались разительно, они оставались очень близкими друзьями и во время войны, и после нее. Уйдя от Эйнштейна, Марич с детьми переехала именно к Габеру. В то время как Габер экспериментировал с хлором, Альберт обучал сына своего друга математике.

Эйнштейн был пацифистом. В начале войны он признался другу, что чувствует себя не в своей тарелке. “В такое время, как это, – писал Эйнштейн, – понимаешь, к какому презренному виду тварей ты принадлежишь. Я… чувствую одновременно и жалость, и отвращение”[188].

Эйнштейн сохранил швейцарское гражданство. Это означало, что даже по требованию самого кайзера его нельзя было призвать сражаться во славу Германии. Эйнштейн не спешил добровольно использовать в этих целях и свой талант ученого. Наоборот, во время войны он входил в совет Центральной организации за прочный мир[189]. Одним из первых он стал членом Лиги нового отечества, выступавшей за образование Соединенных Штатов Европы, что позволило бы избежать новых конфликтов в будущем. В 1916 году эта организация была запрещена правительством.

Эйнштейна попросили принять участие в создании сборника, куда входили статьи поддерживающих войну интеллектуалов. Он согласился – и в своей статье с осуждением писал о состоянии современного государства, о биологически обусловленных “агрессивных отличительных признаках мужских особей”[190] и назвал войну наихудшим врагом на пути развития человечества. “Но зачем так много слов, когда я могу сформулировать все в одном предложении, – написал он в заключение, – в предложении, очень подходящем для еврея: славьте своего Господа Иисуса Христа не только словами и гимнами, но прежде всего делами своими”.

Наконец, в 1918 году власти, посчитав, что Эйнштейн стал слишком опасен, решили ограничить его свободу передвижения. Тем временем Фриц Габер отправился в Стокгольм получать Нобелевскую премию по химии за работы, сделанные во время войны.

38

ВБерлине Эйнштейн продолжал сражаться с уравнениями гравитационного поля. Дело было нелегким. Битва продолжалась больше года. Она так затянулась главным образом потому, что Эйнштейн выбрал неверный подход. После отъезда Марич с детьми он переехал на другую квартиру. Эта квартира располагалась в новом здании, в ней было семь комнат, но мебели явно не хватало. Теперь он мог в одиночестве работать, когда ему хотелось, а есть и спать, когда вспомнит об этом. Погруженный в свои мысли, бродил он по почти пустым комнатам. Было очевидно: с черновым вариантом его и Марселя Гроссмана теории накапливается все больше проблем. Но Эйнштейн не готов был сдаться, пока еще не готов.

Летом 1915 года он поехал в Гёттинген, где собирался прочесть недельный курс лекций и рассказать, как продвигается его работа. В изучении математических аспектов теоретической физики Гёттингенский университет занимал ведущее место. Здесь одним из самых знаменитых математиков был Давид Гильберт. О таланте Гильберта Эйнштейну было известно, они подружились. В восторге от того, что нашелся человек, способный понять его работу, Эйнштейн объяснил Гильберту сложности, с которыми столкнулся. Идея захватила Гильберта, захватила настолько, что он, как это часто бывает, решил проверить, не удастся ли ему вывести правильные уравнения поля.

Спустя три месяца после визита Эйнштейна в Гёттинген в черновом варианте теории обнаружились еще два прокола, и он опустил руки. Именно в тот момент, когда Эйнштейн уже готов был отправить свой многолетний труд пылиться на полке, он узнал, что и Гильберт пытается получить правильную систему уравнений. Эйнштейн опять занялся тензорами. Он испытывал и проверял свою систему уравнений. В этот раз он хотел быть абсолютно уверен, что его уравнения ковариантны: что законы Вселенной одинаковы для всех и при любых обстоятельствах.

Одновременно с выводом корректной системы уравнений общей теории относительности Эйнштейн прочел серию лекций в Прусской академии наук, где резюмировал состояние своей теории на данный момент. В ноябре 1915 года каждый четверг Эйнштейн появлялся в Большом зале Королевской библиотеки и