Читать книгу - "По орбите - Саманта Харви"

дом на ужин, этому мускулистому Баззу Лайтеру в футболке «Армани» и его жене, поразившим их воображение снимками людей в космических скафандрах? Дети вели себя так, словно видели и знали больше родителей, которые предпочли закрыть глаза на некоторые моменты. А именно — что ситуация никогда не изменится: из какой бы вселенной ни прибыли этот Лайтер со своей высокой, приятно пахнущей и пока почти незаметно беременной супругой, они никогда не смогут нанести ответный визит, никогда не отужинают во время роскошного отпуска в доме этих молодоженов и их ребенка, который еще не родился, но даже если такое случится, они будут обязаны этим милосердному одолжению, за которое никогда не смогут отплатить. И все-таки это недоверие в той же степени было полно принятия, желания преподнести щедрые дары — ракушки, которые они нашли, зеленую бейсболку (жена Лайтера не снимала ее до конца вечера), пластиковую свистульку-ослика, которую они должны подарить ребенку, когда тот родится. Где сейчас эти дети? В безопасности ли они?

Когда все предусмотренные графиком эксперименты завершаются, члены экипажа приступают к последнему на сегодня заданию — тщательному документированию собственного самочувствия: отчеты об аппетите, мониторинг настроения, измерение пульса, анализ мочи. Каждый берет у себя кровь, которую потом проанализирует врач. Уходит эпоха, думает Шон, помещая пробирки в центрифугу. Он думает: дни этого надежного корабля сочтены. Зачем ограничиваться рамками орбиты в двухстах пятидесяти милях над Землей, если можно находиться на орбите в двухстах пятидесяти тысячах миль над ней? И это только начало. Это только Луна. Дальше появится жилая база вблизи Луны, жилая база на Луне, там можно будет находиться длительное время, проводить дозаправку дальнемагистральных кораблей. Однажды, в не самом отдаленном будущем, люди покинут земную орбиту и полетят далеко-далеко, гораздо дальше, чем удалось подняться экипажу этой станции, — к манящему красному маяку Марса.

Они вшестером и те, кто был здесь до них, — лабораторные крысы, сделавшие все это возможным. Они — образцы и объекты исследования, проложившие другим путь наверх и ставшие для них своего рода ступенькой. Когда-нибудь современные космические полеты покажутся незатейливыми автобусными экскурсиями, а безграничные возможности, реализуемые по щелчку пальцев, только подтвердят их незначительность. Они плавают в невесомости, точно рыбки в аквариуме. Культивируемые ими клетки сердца однажды начнут использовать для замены аналогичных клеток у астронавтов, направляющихся на Марс. Тогда как клеткам их собственных сердец суждено умереть. Они берут образцы крови, мочи, кала и слюны, контролируют пульс, давление и режим сна, регистрируют любые боли и необычные ощущения. В первую очередь они — материал для сбора данных. Средство, а не цель.

Эта трезвая мысль в некоторой степени облегчает им космические муки — одиночество, с одной стороны, и гнетущее знание, что в положенный срок им придется отсюда улететь, с другой. Речь не шла о них прежде, не идет и сейчас, — о том, чего они хотят, что думают, во что верят. Об их прибытии и о возвращении. Речь идет о четырех астронавтах, летящих в эти минуты на Луну; о людях будущего, которые когда-нибудь поселятся на новой лунной станции, отправятся дальше в глубины космоса; о поколениях грядущих десятилетий. Впрочем, и не об этом тоже, а исключительно о будущем, о завораживающих, как пение сирен, других мирах, о некоей грандиозной абстрактной мечте о межпланетной жизни, о человечестве, отъединившемся от прихрамывающей Земли, освободившемся из ее пут; о покорении пустоты.

Возможно, шестеро человек на орбите мечтают об этом же, а может, и не мечтают, а если даже и да, это не имеет значения, пока они выполняют задания и играют свои роли. Чем они с удовольствием и занимаются изо дня в день. Измеряют, насколько крепка их хватка. Спят, обвязанные ремнями и обвешанные датчиками, которые мешают нормально дышать. Сканируют головной мозг. Берут мазки из горла. Втыкают шприцы в натруженные вены. Все это с огромным удовольствием.

Что раздражает:

забывчивость;

вопросы;

церковные колокола, звонящие каждые пятнадцать минут;

заклинившие окна;

лежание без сна;

заложенность носа;

волосы в трубах и фильтрах;

проверка пожарной сигнализации;

бессилие;

мушки перед глазами.

В российском модуле над столом плавает надувной глобус, на стене висит снимок Уральских гор, а также фотографии двух космонавтов — Алексея Леонова и Сергея Крикалёва; на столе инструменты, наспех прикрепленные к липучке, вилка в банке из-под консервированного тунца и любительский радиоприемник Романа. Проведя на орбите более двадцати пяти лет и совершив порядка ста пятидесяти тысяч витков, модуль стареет, становится скрипучим и все менее пригодным для полетов. На корпусе корабля появилась трещина. Тоненькая, но удручающая.

Интерьер не имеет ничего общего с ослепительной капиталистической западной мечтой о космосе — утилитарная серая громоздкость царит в этом храме долговечных инженерных разработок, наполненном духом прагматичной гениальности. Капсула времени постсоветских лет, последние отголоски ушедшего века. Попытка создать дом, попытка показать: вот пол, а вот потолок, вверху — это вон там, попытка бросить вызов пространственности космоса, которая доминирует в прочих модулях и аннулирует понятия верха и низа, правой стороны и левой. Но стремления создать уютную обстановку тщетны, потому что нет и не может быть ничего уютного в стенах-липучках, километрах кабелей и матовом жужжащем свете, да и вообще здесь не как в космосе и не как дома, а скорее как в подземном бункере, который члены экипажа очень полюбили как раз благодаря этим оказавшимся безуспешными усилиям организовать приятный комфортный интерьер.

Сегодня они вшестером ужинают здесь, и Роман с Антоном делятся своими запасами: щавелевым супом, борщом и рассольником, рыбными консервами, оливками, творогом и кубиками подсушенного хлеба.

Неужели наш разговор о том, чтобы оформить станцию в стиле крестьянского дома, был сегодня утром? — удивляется Пьетро. Такое ощущение, что минуло то ли две минуты, то ли пять лет. Может, это из-за тайфуна, говорит он. Из-за того, как он скользит под нами, точно древнее чудище.

Антон, который как раз находится возле иллюминатора, инстинктивно смотрит вниз, но тайфуна не видно. Антон не понимает, где они сейчас: вокруг только океан и серебристо-голубая ночь. Лишь различив точку света по правому борту, Антон идентифицирует ее как Тасманию и делает вывод, насколько далеко на юг они продвинулись. Силуэт роботизированной руки корабля рассекает его поле зрения по диагонали.

Нелл достает пакетик медовых сот в шоколадной глазури — их с последним грузовым кораблем прислал ей муж, потому что Нелл тосковала по еде, которая хрустит и которую не нужно черпать ложкой; муж отправил ей три пачки, она растягивает лакомство как может, и наслаждение почти затмевает боль от того,