Читать книгу - "Тайна семи звезд - Митрополит Иларион"

Судьба убийц сложилась по-разному.

Младший, еще будучи под следствием, попросил через мать Алеши о встрече со священником. Тогда священников в тюрьмы не пускали, но отец Павел пришел под видом родственника в гражданской одежде. Выслушал исповедь через стеклянную перегородку и тихо прочитал разрешительную молитву.

Восемь лет спустя тот вышел на свободу.

Два других на свободу не вышли. Один заболел раком легких и умер незадолго до окончания срока. А второй, старший, на четвертом году тюрьмы совершил убийство двух сокамерников. За это его приговорили к пожизненному заключению и отправили в колонию строгого режима. Там его однажды утром нашли повесившимся.

* * *

Через десять лет после смерти Алеши его мать ушла в монастырь. К этому времени Лизе исполнилось девятнадцать, и она училась в пединституте. А Ивану шел двадцать второй год. Он отслужил на Северном флоте и теперь учился в духовной семинарии.

Иконник

Псково-Печерский монастырь

Володя лежал на верхней полке плацкартного вагона и безуспешно пытался уснуть. Он впервые ехал на поезде один, без родителей.

Сначала, когда поезд тронулся, в вагоне было очень шумно. Люди доставали из пакетов еду, проводница разносила чай. Из радиоточек, расположенных в каждом отсеке, бодрый голос диктора вещал о том, как проходит двадцать седьмой съезд партии, какие важные для всей страны принимаются решения. Звучали слова «гласность», «демократизация», «углубление социалистического самоуправления народа», «ускорение социально-экономического развития страны». Но народ не слушал: жевали, громко разговаривали, смеялись, пели песни.

Потом радио смолкло, и пассажиры один за другим стали укладываться на полки. И теперь уже почти все погрузились в сон. Мужчина на соседней полке громко храпел.

Главное — завтра утром не проспать. Володя попросил проводницу разбудить его за полчаса до прибытия на станцию Печоры-Псковские. Но на всякий случай поставил возле самого уха, между подушкой и стенкой, большой будильник. Громкое тиканье мешало спать.

А еще мысли не давали покоя Как встретит его знаменитый иконописец? Не прогонит ли? Говорят, он очень строгий.

Володя учился в художественной школе и уже неплохо рисовал на бумаге — карандашом, углем, пастелью, акварелью и гуашью. А в последние месяцы усиленно осваивал масляную живопись Недавно под руководством педагога написал маслом на холсте белокаменный шатровый храм, стоящий на высоком склоне над рекой Этот пейзаж вместе с несколькими наиболее удачными акварелями он вез с собой, чтобы показать отцу Платону. Но понравится ли иконописцу его творчество?

Еще он вез в чемодане доски для икон — подарок отцу Платону от отца Виталия из Троице-Сергиевой лавры И рекомендательное письмо, где тот просил отца Платона обучить Володю основам иконописного мастерства. Но достаточно ли будет этой рекомендации?

В Ржеве поезд стоял минут двадцать, потом тихо тронулся Была почти полночь, до прибытия в Печоры оставалось чуть больше пяти часов Под мерный стук колес, тиканье будильника и храп соседа Володя, наконец, начал засыпать.

* * *

Будильник громко зазвонил в 4.40 Володя, к тому времени погрузившийся в глубокий сон, от неожиданности подскочил и ударился головой о верхнюю багажную полку. Мужчина, лежавший на соседней полке, приоткрыл глаза и недовольно взглянул на него.

— Извините, — сказал Володя.

Тот произнес что-то не очень приличное, повернулся на другой бок и вскоре снова захрапел.

Володя спрыгнул с полки, пошел умываться и чистить зубы. Когда он шел обратно, проводница спросила.

— Чаю хочешь?

Он заплатил двенадцать копеек и получил стакан горячего чая с двумя кусочками сахара. Присесть было негде: на всех нижних полках спали люди. Поэтому выпил чай, стоя напротив купе проводника, возле большого водонагревателя цилиндрической формы с краном, из которого капал кипяток.

В начале шестого поезд стал сбавлять ход. Володя оделся и с трудом снял с верхней полки тяжелый чемодан.

Поезд со скрежетом остановился, проводница открыла дверь, и он вышел на платформу. Было еще совсем темно. Морозный воздух щекотал ноздри, пар валил изо рта, снег скрипел под ногами, чемодан с иконными досками оттягивал руку.

Из поезда вышло человек пятнадцать. Все направились к автобусу одиноко стоявшему возле тускло освещенного одноэтажного здания железнодорожной станции. Автобус был темно-желтый, с жесткими промерзшими сиденьями. Когда пассажиры заняли свои места, он тронулся. А поезд отправился дальше, на Таллин.

По спящему унылому городку автобус ехал медленно и лениво, пропуская все остановки, так как на них еще никого не было. Затормозил он только на центральной площади, возле высокой водонапорной башни из темно-красного кирпича. Здесь пассажиры — все до одного — выгрузились и, минуя приходской храм великомученицы Варвары, прямиком направились к воротам монастыря.

Войдя в массивные чугунные ворота, Володя трижды перекрестился, подошел к привратнику — монаху с длинной седой бородой, в валенках и черном тулупе — и попросил разрешения оставить у него чемодан, объяснив, что в нем иконные доски для отца Платона. Услышав это имя, привратник почтительно взглянул на юного паломника и взял у него чемодан.

— Тяжелый, — сказал он. — Липовые или дубовые? Володя не знал.

— Ну ладно. Служба сейчас в Успенском.

Володя прошел через арку, над которой возвышался Никольский храм, и остановился в начале «кровавого пути». Эта вымощенная камнем дорога получила такое название потому, что на ней, по преданию, Иван Грозный отрубил голову святому игумену Корнилию. Отсеченная голова покатилась, оставляя кровавый след. А царь тотчас раскаялся, взял тело обезглавленного игумена и на руках понес вниз.

Еще не рассвело, но с верхней точки «кровавого пути» монастырь, заваленный снегом, был виден, как на ладони. Он напоминал огромную котловину, на склонах и на дне которой размещены храмы и другие монастырские строения. В самом низу котловины — двухэтажный Успенский храм с несколькими куполами-башенками причудливой формы. Рядом — белая звонница с колоколами, приводимыми в движение с земли при помощи толстых канатов. Возле нее — небольшое здание темного цвета, а за ним — цепь белых монашеских корпусов. Справа от Успенского храма — трехэтажный дом наместника, стоящий на возвышении и обнесенный оградой.

В утренней полутьме все тона приглушены, и Володя представил себе, как все это могло бы выглядеть на холсте. За годы обучения в художественной школе у него сложилась привычка каждый красивый вид мысленно брать в рамку и переносить на холст или бумагу. Для каждого пейзажа он как бы интуитивно подбирал в уме краски, какими его можно изобразить. Вот этот заснеженный монастырь ранним утром можно написать маслом — почти в черно-белых тонах, лишь с небольшой примесью