Читать книгу - "Восхождение нового бога - Ольга Морох"

— Я отвлеклась на восстановление системы.

— Это слабое оправдание, учитывая, что файлы отчётов формулируются автоматически. Вы придержали их. Почему?

— Я была занята. Быть может, это произошло случайно.

— На протяжении пяти лет в вашей работе не было случайностей. Ни одной, — я вижу холодное любопытство в единственном человеческом глазе.

— День был насыщенным. Возможно, я ошиблась.

— В вашей работе нельзя ошибаться, Эвелин.

— Я знаю это.

— Думаю, вам нужно пройти тестирование ещё раз, чтобы подтвердить квалификацию.

— Это должен решить аналитический центр «ЭйчЭс». С его стороны поступала рекомендация?

— Нет. Но машина может ошибиться. Я вижу, вы не выполнили свою репродуктивную функцию. — бесстрастно говорит «солдатик». Утверждение бьёт меня под дых и выводит из моих надёжных стен. Я беззащитна. Какое это имеет отношение к происходящим событиям?

— Это закрытая информация, — я лгу самой себе. Нет, это можно узнать, зайдя в раздел «Медицина и здоровье» в моём файле в «ЭйчЭс», а для них это проще простого.

— Отчего же? Вам следует поспешить, время для положительного репродуктивного статуса скоро истечёт.

— Это решит мой лечащий врач, — мне хочется быть грубой. Хочется сделать этому человеку больно. Или хотя бы снизить его статус, как я поступила с Марком Новаком, но у меня отобрали все инструменты для влияния на ситуацию. Связали по рукам и ногам. И оставили на растерзание этому.

— Смею напомнить, что в обязанности любого гражданина, способного к репродукции входит воспроизведение популяции человечества. Это ваш долг, — и он смотрит на меня пронзающим взглядом. Мне дают понять, что меня не тронут только из-за этого. Какая ирония. А что же Марк Новак? Он не сможет стать репродуктивной единицей, и станет для системы незначительным нулём.

Я снова поворачиваю голову налево. Там всё уже закончилось. Марк сидит один, всё так же положив руки на стол. Кажется, ему ввели седативный препарат. При условии, что сегодня его организму и так пришлось пережить встряску, это для него может закончится плохо. Но кого это волнует, правда? Меня охватывает новое чувство. Нет. Оно не новое. Давно забытое. Ненависть. Да. Оно сильное, как цунами. Накатывает, заставляя желать человеку, сидящему напротив, зла.

— Я просто напоминаю. Тестирование будет отложено до решения комиссии. Вам дадут отпуск на год для исполнения ваших обязанностей. Ваши наниматели будут оповещены.

— Не нужно, я пока не собираюсь.

— Вам стоит поспешить. Ваш лечащий врач поможет вам принять решение.

— Это вряд ли, у меня отсрочка по медицинским показаниям. Генетический дефект.

— Ваши доводы будут рассмотрены комиссией.

— Что за комиссия? — это значит, меня отстраняют от работы, лишают глаз, рук и свободы воли решать, желаю ли я стать инкубатором для выращивания нового гражданина. Зачем им они? Несовершенные тела? Они же готовы заменить граждан новыми «Адамами». Для чего нужны в этой цепочке люди? Поняли, что даже механизм может выйти из-под контроля? А людей проще контролировать. Они так несовершенны. Снова смотрю налево. Марк всё ещё сидит, словно застыл. Один укол, и он снова молчит, очень удобно, правда? Или заставить нас быть полностью зависимыми от системы. Как пытаются сделать со мной.

— Вы будете оповещены по внутренним канал связи. МВР больше не нуждается в ваших услугах.

— Я поняла, — меня это злит. Мне затыкают рот. Вот так просто вспомнить про репродуктивный долг и отрезать меня от мира.

— Всё на благо нации, — ровным голосом говорит «солдатик». Огромная машина хочет заменить старые шестерни на новые.

Можно спорить до хрипоты, но результата не будет. Это ещё не конец. У меня есть, чем ответить.

— Надеюсь, вы меня поняли, — «солдатик» поднимается, — займитесь полезным для общества делом, гражданин.

— Поняла.

Мне хочется, чтобы он ушёл. Надо поговорить с Войшурвицем. Он утверждал, что для меня программа репродукции закрыта в силу генетических причин, но при желании можно всё исправить. Теперь я точно ничего не хочу. Мне это не надо, в том контексте, в котором только что преподнёс этот человек.

— Всего доброго. У меня всё. Можете покинуть здание.

Он, по сути, ничего не сказал. Лишь намекнул, чтобы я никуда не лезла больше. Намёк понят, но не принят.

Он уходит, но мне теперь трудно сидеть и бездействовать. Кусаю губы. Давно забытая привычка вернулась. Я выхожу следом в пустой коридор и толкаюсь в соседнюю дверь. Замки больше не работают. Надо быть осторожной. Может статься, это не просто так.

Марк реагирует на меня, поднимая голову. Он меня ненавидит? Тогда самое время высказать всё, что он обо мне думает. Перед ним на столе стоит бокал. Он смотрит на меня безразличным взглядом. В нём нет злобы, нет сожалений, только пустота. Зачем они вынули из него жизнь? Мне хочется вернуть всё, как было. Я пытаюсь улыбаться. Мы нужны друг другу. Особенно сейчас. У него есть связи, а у меня — знания. Мы сможем стать друг другу полезными.

— Нужна помощь, — говорю и сама не могу понять, это вопрос или просьба. Но Марк меня понимает. Я вижу это в его глазах. Но делает вид, что ничего не изменилось. Он медленно встаёт и идёт ко мне, огибая огромный стол. Мне не страшно, но я прижимаюсь к стене. Пусть камеры видят то, что нужно показать.

Он подходит очень близко. Я вижу тёмные круги под его глазами, каплю запёкшейся крови в уголке рта. Он почти похож на мертвеца. Его качает, и он наваливается на меня.

— Левина, шесть — семьдесят один, под аркой, — слышу я горячечный шёпот. Отталкиваю его, а он заваливается назад.

— Сука! — выплёвывает он, — если бы не ты!...

Всё верно, если бы не я, он бы не оказался здесь. Его бы уже выпустили. Или нет? Но он дал мне адрес встречи, а значит, в его голове созрел план. Мне это на руку.

— Я здесь не при чём, — возражаю, бросая взгляд на камеру. Интересно, они всё ещё следят? Наверняка. Надо быть вдвойне осторожной. Меня лишили прикрепления к громадине «ЭйчЭс», значит, лишили не только работы но и крова. Ровно, как я Марка Новака. Нам обоим некуда идти. Только общественная ночлежка. Запах, люди, шорохи чужой одежды, голоса. Нет, я лучше останусь на улице.

— Ещё как при чём! — бессильно выдыхает Марк, присаживаясь на край