Читать книгу - "Заходер и все-все-все… - Галина Сергеевна Заходер"

репетиции не отвечает высоким требованиям исполнителей. Столь же решительно, как и в первый раз, Боря отправился в тот же магазин и купил рояль «Эстония» за № 2019, имеющий некую историю. Известный музыкант Владимир Фельцман, собираясь уехать из России, то ли не рассчитывая, что ему позволят вывезти его уникальный рояль, то ли по какой-то другой причине, приобрел рояль «Эстония», собираясь взять его с собой в эмиграцию. Видимо, нужда в этом рояле отпала, и он поставил его на комиссию. Продавец и покупатель в тот же день встретились к обоюдному удовольствию. Товарный ярлык от 19 января 1982 года, где указана цена рояля — 1900 рублей, с подписью бывшего владельца, до сих пор лежит в шкатулке. Старый «Беккер» отправился доживать свой век в клуб здешнего завода. Место, освободившееся от разницы размеров роялей, использовали для музыкальной системы, вполне передовой по тем временам.

Однажды нас навестил Владимир Шаинский и в тот же день написал песенку на слова Бориса Заходера «Чудак-Судак». Правда, она, кажется, больше никогда не исполнялась. Зато время, проведенное за нашим роялем, оставило после себя, помимо песни, шуточный стишок.

ВИЗИТ ШАИНСКОГО

Вчера в наш дом

Явилась фея

В обличье (Вар. — Под видом)

Старого еврея.

(30 мая, 1976 год.)

Многие композиторы писали романсы и песни на слова Бориса Заходера, но они не стали не только шедеврами, но даже шлягерами. Исключение, пожалуй, «Кошки — это кошки», да песенки Винни-Пуха к мультфильмам.

«В хороших стихах не хватает „пористости“ для музыки», — так говорил Борис.

Выдержка на эту тему из дневника Бориса Заходера за 1976 год:

Композиторы крайне редко пишут удачную музыку на подлинные стихи, а удачи тут еще более редки. Все лучшие романсы Чайковского написаны на весьма посредственные стихи — хочется их назвать даже текстами; а если спуститься ниже — к песне, то картина будет еще разительнее. И причина здесь не только в форме, не отвечающей требованиям. Подлинные стихи полностью выражают то, что лежит в их предмете. И (порой?) они, с одной стороны, не нуждаются в помощи искусства — музыки. А с другой — у композитора не пробуждается творческая фантазия, стремление заполнить пустоту, сгладить несовершенство, выразить предмет вполне. Увы, то же относится и к сценариям: очень хороший сценарий не пробуждает у режиссера творческой фантазии, даже в самой начальной ее форме, в форме мысли о соавторстве… (А уж это совсем плохо!)

Евгений Безруких, очень талантливый пианист и музыкант, но с несложившейся судьбой, написал романсы на десять стихотворений из цикла «Листки», некоторые из которых нравились Борису. Ноты так и лежат у нас невостребованные…

Тогда же Маргарита Зеленая (однофамилица Рины Зеленой) написала несколько песен для музыкального журнала «Колобок», среди них — «Пан Трулялинский». Романсы из серии стихов «Еврейское счастье», которые она сама и другие исполнители сохраняли в репертуаре долгое время, да и ее романсы из «Листков» исполнялись неоднократно. Опера «Снова Винни-Пух» долго шла в театре Наталии Сац. Было несколько отдельных песенок из «Алиски в Вообразилии».

Песенки для исполнения детьми и для детей писала композитор Елизавета Туманян.

Генрих Брук написал «Кантату о сыре» для семи солистов и хора.

Известный по фильму «Баллада о солдате» композитор Михаил Зив написал оперу по сказке «Лопушок у Лукоморья», которая шла в театре Наталии Сац.

Однако все перечисленное только подтверждает, что шлягеров не получилось.

Последние несколько лет у нас стали бывать исполнители следующего поколения — пианист Михаил Аркадьев, солистка Пермского оперного театра и Московского «Геликона» Татьяна Куинджи. Незабываемы домашние концерты, которые радовали Бориса. В доме звучали фортепьянная музыка, пение.

Особенно трогало, просто до слез, исполнение Татьяной и Мишей романса «Кабы знала я, кабы ведала».

Со временем Борис все реже и реже присаживался к роялю, руки уже не так слушались хозяина, как прежде. Подойдет к роялю, достанет прелюдии Шопена, раскроет… Возьмет несколько аккордов и грустно опустит крышку рояля… Включит музыкальную систему и прослушает то, что собирался исполнить.

Мы с Борей часто слушали вместе. Обычно он сидел в своем инвалидном кресле у стола, а я — в обычном. Слушали, углубившись каждый в собственные чувства. Но иногда кто-нибудь поворачивал голову к другому, словно желая вместе пережить особенно любимую часть музыкального произведения.

«Когда слушаешь такую музыку, кажется, что смерти нет», — сказал Борис, слушая Шопена за полгода до смерти…

Теперь, когда его уже нет, я слушаю одна, но иногда, забывшись, так же поворачиваюсь и словно вижу его глаза. Сидя за компьютером, Боря почти всегда включал музыку, которую по своему вкусу выбрал и записал на компакт-диски.

— Тебе слышно? — кричал обычно из кабинета.

— Слышно, слышно, — отвечала я.

Мне повезло: наши друзья — а именно Саша Дорман и Таня Куинджи, словно бы выполняя завещание Заходера, который хотел этого, поселились в Комаровке, стали моими соседями. Речь идет о том самом доме, который принадлежал семье Алексеевых. На дверях сохранилась медная табличка «Алексеева». Мало того что у меня появились еще одни хорошие соседи, о чем свидетельствуют общие калитки между тремя домами, — я, наш дом благодаря им наполнены музыкой. Приезжают музыканты, мы вместе мечтаем возродить музыкальные вечера на даче. Так повелось, что гости становятся общими. Сначала мы собираемся в их доме и устраиваем пирушку с шашлыками, которые отменно готовит Дорман, потом плавно переходим к десерту, уже в нашем доме. Гостей-музыкантов нередко поражает плотность роялей на квадратный метр в нашей деревенской Комаровке: хорошо настроенные рояли стоят в обоих домах. В середине октября 2002 года на прощание с летом приехали известные пианисты Алексей Гориболь и Полина Осетинская. Они играли Гаврилина — весело, вдвоем за одним роялем, так что бедный инструмент подпрыгивал! Потом что-то из «Пиковой дамы» Чайковского, даже с пением. Потом, уже на нашем рояле, исполнили чуть ли не всю оперу Бизе «Кармен». В четыре руки и тоже с пением!

По-прежнему нередко играет Михаил Аркадьев. Только что кончились дымные летние дни. После общего ужина у соседей он пришел ко мне и ночью исполнил 32-ю сонату Бетховена. Дверь в сад была распахнута, чтобы соседи тоже могли слушать. На старом пюпитре, оставшемся в память о «Беккере», стояли те самые ноты, принадлежавшие Борису. Я сидела рядом с Мишей и переворачивала страницы.

Вдруг, взглянув мимо нот, увидела в кружеве резьбы пюпитра глаза Бориса. Только глаза, внимательные, ласковые. Он смотрел на нас с портрета, стоящего на рояле. Он слушал Бетховена вместе