Читать книгу - "Век Людовика XIV - Уильям Джеймс Дюрант"

обмануть нас, поскольку часто затуманен страстями, а ведь именно желания и страсти, а не разум, определяют наше поведение. Разум может научить нас сомневаться, но он редко побуждает нас к действию.

Причины для сомнений сами по себе сомнительны; поэтому человек должен сомневаться, стоит ли ему сомневаться. Какой хаос! Какие муки для ума!. Наш разум — это путь к блужданию, поскольку, проявляясь с величайшей изощренностью, он бросает нас в такую бездну. Человеческий разум — это принцип разрушения, а не назидания; он годится только для того, чтобы зарождать сомнения и всячески изворачиваться, чтобы увековечить спор». 34

Поэтому Бейль советовал философам не придавать большого значения филесофии, а реформаторам — не ожидать многого от реформ. Поскольку человеческая природа во все века остается одной и той же, она будет и впредь, благодаря жадности, драчливости и эротическому аппетиту, порождать проблемы, которые разрушают общества и вызывают инфантильную смертность утопий. Люди не учатся у истории; каждое поколение демонстрирует одни и те же страсти, заблуждения и преступления. Поэтому демократия тем более ошибочна, чем более она реальна: позволить занятой, плохо информированной и импульсивной толпе выбирать правителей и политику было бы самоубийством государства. Монархия необходима даже при демократических формах. 35 Прогресс — это тоже заблуждение; мы принимаем движение за прогресс, но, возможно, это всего лишь колебания. 36 Лучшее, на что мы можем надеяться, — это правительство, которое, хотя и состоит из коррумпированных и несовершенных людей, обеспечивает достаточно закона и порядка, чтобы мы могли спокойно возделывать свои сады и заниматься учебой или хобби.

В оставшиеся девять лет Байлю не было покоя. По мере того как его читатели переходили от крупного к мелкому шрифту, поднималась волна негодования. Консистория валлонской церкви в Роттердаме вызвала Бейля — члена общины — для того, чтобы он предстал перед ней и ответил на обвинения в том, что его «Словарь» содержит «непристойные выражения и вопросы, множество непристойных цитат», оскорбительные замечания об атеизме и Эпикуре, а также особенно неприятные статьи о Давиде, Пирре и манихеях. Бейль пообещал, что «еще поразмыслит над учением манихеев», и если он «найдет какие-нибудь ответы или если служители консистории предоставят ему их», он «будет рад изложить их в наилучшей возможной форме». 37 Для второго издания Словаря (1702) он переписал и смягчил статью о Давиде. Юрье, не успокоившись, возобновил нападки и опубликовал в 1706 году взрывную статью под названием «Философ Роттердамский обвинен, атакован и осужден».

После второго издания здоровье Байля пошатнулось. Как и Спиноза, он страдал от туберкулеза. В последние годы жизни он почти постоянно кашлял, неоднократно впадал в лихорадку и впадал в уныние от головных болей. Убедившись, что его болезнь неизлечима, он смирился со смертью, все больше и больше уединялся в своей комнате и день и ночь работал над ответом, который он готовил своим критикам. 27 декабря 1706 года он отправил в типографию последние листы. На следующее утро друзья нашли его мертвым в своей постели.

Его влияние распространилось на весь восемнадцатый век. Его «Словарь», неоднократно переиздававшийся, стал тайным наслаждением для тысяч мятежных умов. К 1750 году вышло девять изданий на французском, три на английском и одно на немецком. В Роттердаме его поклонники хотели поставить ему статую рядом со статуей Эразма, 38 И они убедили издателей перепечатать оригинальную статью о Давиде. В течение десятилетия после его смерти студенты стояли в очереди в библиотеке Мазарина в Париже, ожидая своей очереди на чтение «Словаря». 39 Обследование частных библиотек Франции показало, что в них его больше, чем любого другого произведения. 40 Почти каждый значимый мыслитель ощущал его влияние. Большая часть «Теодицеи» Лейбница была явной попыткой ответить Бейлю. Умственная эмансипация Лессинга и его защита толерантности проистекают из Байля. Фридрих Великий, вероятно, почерпнул свой скептицизм именно у Бейля, а не у Вольтера; он называл «Словарь» «бревиарием здравого смысла». 41 имел четыре комплекта в своей библиотеке и руководил публикацией более дешевого и сокращенного двухтомного издания, чтобы привлечь более широкий круг читателей. 42 Шафтсбери и Локк были затронуты Байлем более легко; оба они были знакомы с ним в Голландии, а «Epistola de Tolerantia» Локка (1689) шла по стопам «Commentaire» Байля (1686).

Но, конечно, наибольшее влияние Байль оказал на философов эпохи Просвещения; они были воспитаны на «Словаре». Вероятно, именно у Байля Монтескье и Вольтер переняли прием приведения азиатских сравнений и критики европейских институтов. Энциклопедия 1751 года не была, по мнению Фаге, «просто пересмотренным, исправленным и слегка дополненным изданием «Словаря» Бейля». 43 Но многие положения и многие руководящие идеи были взяты из этих двух томов; а статья о веротерпимости, возможно, слишком щедро отсылала читателя к «Комментариям» Бейля как к «исчерпывающей теме». Дидро признал свой долг со свойственной ему откровенностью и назвал Бейля «самым несомненным выразителем скептицизма как в древние, так и в современные времена» 44. 44 Вольтер был возрожденным Байлем с лучшими легкими, большей энергией, годами, богатством и остроумием. Философский словарь» по праву называют отголоском Байля. 45 Восхитительная обезьянка из Ферни часто расходилась с Байлем; например, Вольтер считал, что религия способствовала развитию нравственности и что если бы Байлю пришлось управлять пятью или шестью сотнями крестьян, он бы без колебаний объявил им бога, который карает и награждает; 46 Но он считал Бейля «величайшим диалектиком, который когда-либо писал». 47 В общем, философия Франции XVIII века была Байлем во взрывоопасной пролиферации. С Гоббсом, Спинозой, Бейлем и Фонтенелем семнадцатый век открыл между христианством и философией долгую и ожесточенную войну, которая завершится падением Бастилии и праздником богини Разума.

V. ФОНТЕНЕЛЛЬ: 1657–1757

В первые сорок лет из ста Бернар Ле Бовье де Фонтенель вел философскую войну независимо от Байля, иногда опережая его, и продолжал ее, un poco adagio, в течение полувека после смерти Байля. Он был одним из феноменов долголетия, преодолев разрыв между Боссюэ и Дидро и перенеся в интеллектуальные потрясения восемнадцатого века более мягкий и осторожный скептицизм семнадцатого.

Он родился в Руане 11 февраля 1657 года, был настолько слаб, что его сразу же крестили, опасаясь, что он умрет до конца дня. Он оставался хрупким на протяжении всей своей