Читать книгу - "Время в средневековом городе - Коллектив авторов"

булочникам-чужакам гораздо большую свободу действий: «Ни в какой другой день и ни в какой час, кроме как в субботу и воскресенье утром, никто не может продавать хлеб в Париже кроме парижских булочников или мелких торговцев, кроме эшоде и пирогов, которые можно продавать во все дни недели и разносить по городу Парижу на плечах, [развозить] на лошади, уплачивая вышеназванную кутюму»[351].

Во-первых, IX статут добавляет к разрешенному времени торговли, субботе, также и воскресное утро. Во-вторых, он разрешает чужакам торговать и во все остальные дни недели, хотя только лишь эшоде и пирогами, т. е. ограниченным ассортиментом товаров. Оба уточнения существенно расширяют рамки допустимой торговли для чужаков – и противоречат правилам, установленным булочниками и с их согласия. Историки не сомневаются, что ремесленные и торговые регламенты записывались со слов ремесленников, но статуты о торговых пошлинах были составлены городскими чиновниками. Фискальные интересы очевидно перевесили интересы городских мастеров, и получилось, что уплата кутюмы стала главным требованием и одновременно ключевым аргументом, позволившим чужакам претендовать еще на некоторую часть городского рынка сбыта – как вследствие расширения времени торговли, так и благодаря более широкому ассортименту изделий.

Допустимое время торговли, сроки заключения сделок и оплаты по ним регулировались и многими другими корпорациями. Торговцы морской рыбой (CI), например, требовали, чтобы парижские рыбаки своевременно расплачивались с приезжими купцами – «до вечерни дня, следующего за тем [днем], когда рыба была куплена; если они этого не делают, платят королю 2 парижских су штрафа всякий раз, как будут уличены». Практика показала, что это правило плохо соблюдалось, и ему позднее потребовалось уточнение: «если приезжий купец остается на следующий день после того, как он прибыл в Париж, из-за отсутствия оплаты от [парижского] торговца, [парижский] торговец должен возместить ему расходы за ночь или более, если остается дольше»[352].

Как отдельную временную категорию, отсылающую к небесному, а не земному времени, можно выделить канун праздника (toutes les veilles des festes; es veilles des festes; la veille du Noel; la veille de Pasques…). На это время распространялись те же правила, что и на сам религиозный праздник: было запрещено работать (булочникам (I); изготовителям четок из кости и рога (XXVII); из кораллов и раковин (XXVIII); из амбры и янтаря (XXIX); прядильщицам шелка на больших веретенах (XXXV)) или торговать (сапожники (LXXXIV)). Сукновалы по-разному определяли момент завершения работы и начала вечернего отдыха для своих подмастерьев в зависимости от того, какой праздник наступал на следующий день: «…накануне Троицы, накануне Петрова дня, [что] после Иванова дня, накануне дня св. Лаврентия и накануне [успения Богоматери в] середине августа – когда пройдет первый глашатай; накануне Пасхи – когда прозвонит колокол»[353].

Ожидание праздника создавало особое настроение духовной жизни, предвкушение чуда, ощутить которое работавшим горожанам позволяло гарантированное свободное время, обеспеченное запретом на работу. Другая размеренность городской жизни, ее особый ритм, отличающий ее от сельской жизни, – важная сторона происходивших в городе изменений: среди черт, отделяющих город от других населенных пунктов, современное обществознание выделяет как базовую его характеристику «преобладание такого рода занятий, которые позволяют иметь урегулированное рабочее время и, следовательно, определенный объем свободного времени»[354]. У многочисленных неблагородных горожан появляется досуг – особая часть дня, не только возможная, но и «обязательная», гарантированная запретом работать – ночью, вечером, накануне праздника.

Такая единица измерения, как сутки (день – «jour»), в нормативных актах использовалась редко. Один-два дня, например, следовало искать сбежавшего от мастера ученика, хотя на этом настаивали только изготовители ящиков и замков к ним (XIX) и изготовители сарацинских ковров (LI). Если ученика не удавалось найти ни самому мастеру, ни отцу ребенка, мастер вынужден был обходиться без помощника все оставшееся время обучения. Вернувшийся ученик, независимо от того, хотел ли он остаться в этом ремесле, или нет, был обязан возместить мастеру ущерб от своего ухода, и потому мастер должен был принять его, как требовали изготовители ящиков[355]. Если же он решал обратиться к другому занятию, все равно должен был сначала возместить ущерб (о нем далее) своему прежнему хозяину.

«Следующий день» (l’endemain), выше упомянутый торговцами рыбой (CI) в качестве срока оплаты за товар, выступает также как срок завершения работы у портных (LVI)[356], как нерабочий день после больших праздников (Рождества, Пасхи, Троицы) у булочников (I)[357], и срок допустимого изменения места работы у глашатаев вина (V)[358].

Из дней недели в регламентах регулярно встречаются субботы (samedi), когда время работы ограничено, и воскресенья – когда работать нельзя. Ни в уставах, ни в статутах о пошлинах нет вторников и четвергов, но есть все остальные дни недели, когда работают, торгуют, платят пошлины, проводят досмотры мастерских и изделий.

Значимыми в повседневной жизни и профессиональной деятельности ремесленников и торговцев были и недели, и месяцы, и полугодия.

Раз в неделю каждый булавочник (LX) – и мастер, и подмастерье – должен был отдавать 1 денье в общую кассу корпорации[359]. Раз в месяц должностные лица сообщества живописцев и седельщиков (LXXVIII) обходили мастерские и проверяли качество изделий, а плохие передавали прево Парижа, который их уничтожал[360].

Три раза в год (iii foiz l’an) сукноделы Парижа по жребию определяли себе прилавок на рынке: в день св. Иоанна Крестителя, св. Лазаря и Рождество[361], как требовал статут XXIV «О тонлье и аляже за сукно, которое продают на парижских рынках» – причем в уставе самих сукноделов (L) такой нормы вообще не было. Другое правило из того же XXIV статута о том, что половину пошлины в 5 су мастер платил на св. Ремигия и половину – в середине Великого поста[362], уставу сукноделов соответствовало, хотя название пошлины – аляж – и основание ее выплаты («за прилавок на рынке, чтобы продавать сукно») было записано только в уставе сукноделов (L)[363].

Однако эти тексты называют разные суммы эталяжа, который платили по субботам: сукноделы в своем уставе – 1 обол, а городские чиновники в статуте – 3 обола[364]. Трудно представить, чтобы мастера не заметили троекратную разницу в размере пошлины, что позволяет уточнить историю создания парижских регистров: публичное оглашение, о котором прево говорит в преамбуле, происходившее перед лучшими горожанами – самыми мудрыми, честными и старыми[365], исключало участие плативших пошлины ремесленников, как минимум, в процедуре оглашения статутов о пошлинах.

Изготовители табличек для письма (LXVIII) отсчитывали полгода, 26 недель (les XXVI semaines), по прошествии которых сбежавший ученик уже не имел права вернуться