Читать книгу - "Перо в её руке. Женские письма – женские судьбы в XVIII веке - Сесиль Берли"

кое-как пишет ей короткую записку: «Из Бордо, возвратившийся и едва живой…» Его агония длится три дня. Прежде чем испустить свой последний вздох, он пишет Жюли: «Я желал увидеть вас снова; смерть оказалась сильнее. Какая ужасная судьба! Но вы любили меня, а я нежно люблю вас. Я умираю ради вас». 27 мая Мора уходит из жизни. 2 июня Жюли получает эту последнюю записку вместе с его кольцом, сплетенным из ее волос и золотой проволоки. Ее гложут боль и чувство вины за то, что она изменила человеку, который так любил ее. Отныне и до конца своих дней (ей остается жить два года) она будет считать себя ответственной за эту преждевременную смерть и постоянно думать о самоубийстве.

Как, вы называете меня «недоверчивой», еще и по отношению к себе! Вспомните же, с каким самозабвением я отдалась вам: в моем поведении не только не было недоверия или благоразумной осторожности, но я не знала бы даже сожалений и угрызений совести, если бы подвергала опасности лишь свое счастье. О! Друг мой! Не знаю, любила ли я кого-нибудь сильнее; но человек, который мог сделать меня неверной и виновной, человек, ради которого я живу, утратив цель и смысл всего своего бытия [Мора], без сомнения, более всех сумел завладеть душой моей; это он отнял у меня свободу и жить ради другого, и умереть, когда я утратила все надежды и желания. Меня, без сомнения, удержало то самое очарование, которое привлекло меня к вам, то всемогущее, только вам присущее очарование, которое я неизменно ощущаю рядом с вами, – оно пьянит мою душу и заставляет ее забываться до такой степени, что изгоняет из нее даже самое воспоминание о моих несчастьях. Друг мой! Вам довольно трех слов, чтобы воскресить мою душу; вы наполняете ее столь живым интересом, столь нежным и глубоким чувством, что я больше не могу ни помнить о прошлом, ни заглядывать в будущее. Да, друг мой, я вся живу только вами: я существую, потому что люблю вас; и это так истинно, что мне кажется невозможным не умереть, если я лишусь надежды видеть вас. Счастье, которое я ощущаю после встречи с вами, желание, ожидание увидеть вас снова помогают мне переносить мои страдания. Увы! Что станется со мной, когда вместо надежды на встречу с вами мне останутся лишь мучительные сожаления о том, что я вас не видала! Мой друг, с вами я не могла бы умереть, без вас не могу и не хочу жить. Ах! Если бы вы знали, как я страдаю, как страшно разрывается мое сердце, когда я остаюсь наедине с собой; когда ни ваше присутствие, ни ваши мысли более не могут служить мне опорой! Ах! В эти минуты воспоминание о господине Мора становится столь живым, столь ощутимым, что моя жизнь и мое чувство к вам приводят меня в ужас. Я начинаю ненавидеть безумие и страсть, которые сделали меня столь виновной, посеяв тревогу и страх в этой чувствительной душе, которая полностью принадлежала мне. Мой друг, понимаете ли вы, до какой степени я люблю вас? С вами я забываю свои сожаления и раскаяние, которые рвут мое сердце на части; увы! их достало бы, чтобы избавить меня от этой ненавистной мне жизни; вы и мое страдание – вот все, что осталось мне во всем мире: для меня в нем нет иных радостей, иных привязанностей, иных друзей, они мне не нужны: любить вас, видеть вас или перестать существовать – вот последнее и единственное желание моей души. Ваша душа не отвечает мне взаимностью, я это знаю и не ропщу. По странности, которую я не могла бы вам изъяснить, я отнюдь не желаю найти в вас все, что потеряла; это значило бы желать слишком многого. Какое существо когда-либо лучше меня чувствовало цену жизни в полной мере? И разве не довольно уже того, что мне выпало счастье однажды благословить и полюбить природу? Сколько тысяч людей прошли по земле, так и не возблагодарив ее! О! Как сильно меня любили! Огненная душа, полная энергии, которая обо всем судила, всему узнала цену и, преисполнившись отвращения к миру, вся отдалась потребности и радости любить, – друг мой, вот как меня любили. Так прошло несколько лет, исполненных прелести и страдания, неотделимых от страсти, столь же сильной, сколь и глубокой, когда явились вы, чтобы влить яд в мое сердце и погрузить мою душу в тоску и раскаяние. Боже мой! Чего я только не выстрадала из-за вас! Я видела, что вы, заставивший меня забыть о моем чувстве, вы не принадлежите мне – сознаете ли вы весь ужас этого положения? Как можно жить среди стольких несчастий? Как можно все еще находить прелесть в словах «Друг мой, я люблю тебя», произносить их так искренне и нежно, что они не могут не трогать души вашей? Прощайте.

Это письмо Гиберу – одно из самых известных и волнующих в их переписке. Жюли, охваченная раскаянием, позволяет чувству вины полностью завладеть ей. Будучи суеверной, она сходит с ума, уверовав в то, что стала любовницей Гибера в тот же день, 10 февраля 1774 года, и даже в тот же час, когда у находившегося в Мадриде Мора случилось сильное кровоизлияние, которое едва не убило его. Она верит, что, физически отдавшись Гиберу за тысячи километров от своего любимого, обрекла этого прекрасного юношу, единственного человека, который ее по-настоящему любил, на неминуемое угасание. Тем не менее именно с Гибером она в 40 лет познает физическое наслаждение, которое довольно парадоксальным образом в равной мере возвращает ее к жизни и убивает.

Полночь [10 февраля] 1775 года

Бьет полночь; друг мой, меня только что поразило воспоминание, от которого у меня стынет кровь. 10 февраля прошлого года я была отравлена ядом, действие которого продолжается до сих пор. В этот самый момент он изменяет ток моей крови, заставляя ее быстрее стремиться к моему сердцу, в котором воскресают раздирающие душу сожаления. Увы! Волею рока удовольствие самое живое и самое сладостное оказалось связанным с самым жестоким несчастьем! Какое ужасное смешение! Разве не могла бы я сказать, вспоминая ту жуткую и чувственную минуту: «Я увидела, что ко мне направляется молодой человек; участие и чувствительность светились в глазах его; лицо выражало кротость и нежность; душа, казалось, трепетала от страсти. При взгляде на него меня охватил какой-то страх, сопряженный с удовольствием; я осмелилась поднять глаза и устремить взор на