Читать книгу - "Стихотворения - Марина Ивановна Цветаева"

25 июня 1922

«В пустынной храмине…»

В пустынной храмине

Троилась — ладаном.

Зерном и пламенем

На темя падала…

В ночные клёкоты

Вступала — ровнею.

— Я буду крохотной

Твоей жаровнею:

Домашней утварью:

Тоску раскуривать,

Ночную скуку гнать,

Земные руки греть!

С груди безжалостной

Богов — пусть сброшена!

Любовь досталась мне

Любая: большая!

С такими путами!

С такими льготами!

Полжизни? — Всю тебе!

По-локоть? — Вот она!

За то, что требуешь,

За то, что мучаешь,

За то, что бедные

Земные руки есть…

Тщета! — Не выверишь

По амфибрахиям!

В груди пошире лишь

Глаза распахивай,

Гляди: не Логосом

Пришла, не Вечностью:

Пустоголовостью

Твоей щебечущей

К груди…

— Не властвовать!

Без слов и на слово —

Любить… Распластаннейшей

В мире — ласточкой!

Берлин, 26 июня 1922

«Ночного гостя не застанешь…»

Ночного гостя не застанешь…

Спи и прости навек

В испытаннейшем из пристанищ

Сей невозможный свет.

Но если — не сочти, что дразнит

Слух! — любящая — чуть

Отклонится, но если навзрыд

Ночь и кифарой — грудь…

То мой любовник лавролобый

Поворотил коней

С ристалища. То ревность Бога

К любимице своей.

2 июля 1922

«Неподражаемо лжет жизнь…»

Неподражаемо лжет жизнь:

Сверх ожидания, сверх лжи…

Но по дрожанию всех жил

Можешь узнать: жизнь!

Словно во ржи лежишь: звон, синь…

(Что ж, что во лжи лежишь!) — жар, вал…

Бормот — сквозь жимолость — ста жал…

Радуйся же! — Звал!

И не кори меня, друг, столь

Заворожимы у нас, тел,

Души — что вот уже: лбом в сон.

Ибо — зачем пел?

В белую книгу твоих тишизн,

В дикую глину твоих «да» —

Тихо склоняю облом лба:

Ибо ладонь — жизнь.

8 июля 1922

«Думалось: будут легки…»

Думалось: будут легки

Дни — и бестрепетна смежность

Рук. — Взмахом руки,

Друг, остановимте нежность.

Не — поздно еще![3]

В рас — светные щели

(Не поздно!) — еще

Нам птицы не пели.

Будь на — стороже!

Последняя ставка!

Нет, поздно уже,

Друг, если до завтра!

Земля да легка!

Друг, в самую сердь!

Не в наши лета

Откладывать смерть!

Мертвые — хоть — спят!

Только моим сна нет —

Снам! Взмахом лопат,

Друг — остановимте память!

9 июля 1922

«Руки — и в круг…»

Руки — и в круг

Перепродаж и переуступок!

Только бы губ,

Только бы рук мне не перепутать!

Этих вот всех

Суетностей, от которых сна нет.

Руки воздев,

Друг, заклинаю свою же память!

Чтобы в стихах

(Свалочной яме моих Высочеств!)

Ты не зачах,

Ты не усох наподобье прочих.

Чтобы в груди

(В тысячегрудой моей могиле

Братской!) — дожди

Тысячелетий тебя не мыли…

Тело меж тел,

— Ты, что мне пропадом был двухзвездным!..

Чтоб не истлел

С надписью: не опознан.

9 июля 1922

«Удостоверишься — повремени!..»

Удостоверишься — повремени! —

Что, выброшенной на солому,

Не надо было ей ни славы, ни

Сокровищницы Соломона.

Нет, руки за голову заломив,

— Глоткою соловьиной! —

Не о сокровищнице — Суламифь:

Горсточке красной глины!

12 июля 1922

«Светло-серебряная цвель…»

Светло-серебряная цвель

Над зарослями и бассейнами.

И занавес дохнёт — и в щель

Колеблющийся и рассеянный

Свет… Падающая вода

Чадры. (Не прикажу — не двинешься!)

Так пэри к спящим иногда

Прокрадываются в любимицы.

Ибо не ведающим лет

— Спи! — головокруженье нравится.

Не вычитав моих примет,

Спи, нежное мое неравенство!

Спи. — Вымыслом останусь, лба

Разглаживающим неровности.

Так Музы к смертным иногда

Напрашиваются в любовницы.

16 июля 1922

«Леты слепотекущий всхлип…»

Леты слепотекущий всхлип.

Долг твой тебе отпущен: слит

С Летою, — еле-еле жив

В лепете сребротекущих ив.

Ивовый сребролетейский плеск

Плачущий… В слепотекущий склеп

Памятей — перетомилась — спрячь

В ивовый сребролетейский плач.

На плечи — сребро-седым плащом

Старческим, сребро-сухим плющом

На плечи — перетомилась — ляг,

Ладанный слеполетейский мрак

Маковый…

— ибо красный цвет

Старится, ибо пурпур — сед

В памяти, ибо выпив всю —

Сухостями теку.

Тусклостями: ущербленных жил

Скупостями, молодых сивилл

Слепостями, головных истом

Седостями: свинцом.

Берлин, 31 июля 1922

«Спаси Господи, дым!..»

Спаси Господи, дым!

— Дым-то, бог с ним! А главное — сырость!

С тем же страхом, с каким

Переезжают с квартиры:

С той же лампою вплоть, —

Лампой нищенств, студенчеств, окраин.

Хоть бы деревце хоть

Для детей! — И каков-то хозяин?