Читать книгу - "Личность и государство - Герберт Спенсер"

лишениям мелких ремесленников и торговцев, которым и без того трудно оберегать себя от позора пауперизма». Точно так же во всем остальном принятая у нас политика стремится увеличить страдания лиц, наиболее заслуживающих участия, чтобы помочь тем, которые не стоят ровно никакой жалости. Одним словом, люди до такой степени сострадательные, что не допускают, чтобы борьба за жизнь налагала на негодных людей страдания, происходящие от их негодности или дурного поведения, в то же время настолько бесчувственны, что увеличивают тяжесть этой борьбы для граждан, заслуживающих уважения, и причиняют им и их детям искусственные бедствия, кроме естественных, которые тем приходится переносить.

Последнее соображение снова возвращает нас к теме, указанной в названии этой главы, к грехам законодателей. Здесь нашим глазам представляется самая обыкновенная из ошибок, которую делают стоящие у власти лица, ошибка до того обыкновенная и освященная обычаем, что никто и не смотрит на нее как на ошибку. Здесь мы видим, что правительство, зародившееся, как мы уже сказали, на почве стремлений к захвату, продолжает своей политикой захватов выказывать свой прирожденный характер даже тогда, когда оно с первого взгляда представляется нам благодетельным по внешним приемам, то есть я хочу сказать, когда оно выказывает доброту, идущую рука об руку с жестокостью. Разве же не жестоко увеличивать страдания лучшей части человечества ради того, чтобы уменьшить бедствия худшей его части?

Любопытно видеть, как легко мы поддаемся обману благодаря фразам, изображающим только внешний вид фактов и ничего не говорящим о их внутреннем значении. Поразительным доказательством тому служат выражения «покровительство» (промышленности) и «протекционизм» (покровительственная торговая система), употребляемые противниками свободного обмена, выражения, молчаливо допускаемые самими сторонниками такого обмена. Что «покровительство» всегда обусловливает собой насилие и что название «протекционист» должно бы быть заменено названием «агрессионист» (насильник) – вот истина, которую они обыкновенно игнорируют, а другие до сих пор не умеют раскрыть. А между тем вполне очевидно, что если для того, чтобы поддержать выгоды А, мы запрещаем В покупать у С, или если мы на В налагаем штраф в виде таможенной пошлины в том случае, когда он покупает у С, то мы совершаем насилие над В, ради того чтобы оказать «покровительство» А. Более того, протекционисты вдвойне заслуживают названия «насильников», так как для того, чтобы доставить выгоды одному производителю, они облагают поборами десять потребителей.

Подобное же смешение понятий, происходящее от того, что обыкновенно смотрят на вопрос с одной только стороны, замечается во всяком законодательстве, которое силой отнимает у одного человека его собственность, чтобы наделить даровыми благодеяниями другого. Обыкновенно, когда дебатируется одна из бесчисленных мер этого характера, думают главным образом о том, что надо защитить несчастного Джонса от какой-нибудь напасти, и нисколько не помышляют о вреде, наносимом этой мерой Брауну, который работает изо всех сил и очень часто гораздо более достоин сожаления. Вымогают деньги у поденщицы, которая не может платить налоги иначе, как терпя самые большие лишения, у каменщика, оставшегося без работы вследствие стачки, у ремесленника, у которого все сбережения поглотила болезнь, у вдовы, которая стирает и шьет с утра до ночи, чтобы накормить своих детей, и все это ради того, чтобы лентяй не страдал от голода, чтобы дети менее бедных соседей получали дешевое обучение и чтобы разные господа, большею частью более зажиточные, могли чуть не задаром читать газеты и романы! Употребление неправильных выражений имеет в данном случае более важные последствия, чем тогда, когда называют протекционистом того, кто должен бы называться агрессионистом, ибо, как мы это видели сейчас, покровительство порочным беднякам ведет к насилию над добродетельными бедняками. Правда, что большую долю вымогаемых денег платят люди не нуждающиеся, но ведь это не утешение для тех, которые стеснены в средствах и должны отдавать последнее. Более того, если мы сравним обязательства каждой из этих категорий, то мы увидим, что дело обстоит еще хуже, чем кажется на первый взгляд: действительно для живущих в довольстве уплата налога является потерей их излишка, а для того, кто терпит нужду, она означает лишение необходимого.

Взгляните теперь, как грозит отомстить Немезида за эти постоянные прегрешения законодателей. Они и их класс, так же как и все собственники, подвергаются опасности пострадать от радикального применения того общего принципа, который на практике подтверждается каждым из этих актов конфискации, вотированных парламентом. Из какого же молчаливо подразумеваемого предположения исходят, в сущности, издавая все такие законы? Из того, что на свою собственность, даже на ту, которую он приобрел в поте лица своего, ни один человек не имеет права иначе как с разрешения общины и что община может лишить его этого права в той мере, в какой она сочтет нужным. Невозможно оправдать это отобрание имущества А в пользу В иначе, как опираясь на тот постулат, что общество как целое имеет абсолютное право на имущество каждого из своих членов. В настоящее время эта доктрина, прежде подразумевавшаяся, провозглашается во всеуслышание, так как Джордж и его друзья или Гиндман и его последователи довели теорию до ее логических выводов. Им было доказано примерами, число которых увеличивается с каждым годом, что личность не имеет ни одного права, которым община могла бы пренебречь, не совершая несправедливости, и теперь они говорят: «Задача будет трудна, но мы превзойдем наших учителей, мы разом сумеем растоптать все личные права».

Различные злодеяния законодателей, о которых мы говорили раньше, объяснимы до известной степени и находят себе некоторое извинение, если мы доищемся до их источника. Они происходят от того ошибочного мнения, что общество есть продукт свободного творчества, тогда как оно есть продукт развития. Ни воспитание прошлых времен, ни нынешнее не научили сколько-нибудь значительное число людей выработать себе научное понятие об обществе, представлять его имеющим естественный строй, в котором все учреждения, правительственные, религиозные, промышленные, торговые и др., находятся во взаимной зависимости друг от друга, строй, который есть до известной степени органический. Если же подобное понятие и существует, то только номинально и не им определяется образ действий. Наоборот, общество обыкновенно представляют себе как известное количество теста, которому кухарка может придать какую ей угодно форму: пирога, лепешки или торта. Коммунист самым вразумительным образом показывает нам, что, по его мнению, политический организм может быть пересоздан так или иначе – по желанию, да и многие из наших законодательных мер заключают в себе признание, что общество людей, которым навязали ту или другую организацию, сохранит форму, которую ему хотят дать.

Право, можно было бы думать, что независимо от признания заблуждения того взгляда, будто следует считать общество