Читать книгу - "Революция 1918 года в Финляндии и германская интервенция - Виктор Михайлович Холодковский"

ознаменовано прекращением работы на всех предприятиях, за исключением электрических и газовых станций, водопровода, транспорта, торговли, производства продовольственных товаров, а также пожарных команд и лечебных учреждений. Рабочий исполнительный комитет объявил всю страну «на революционном положении». Все не принадлежавшие к революционной рабочей гвардии обязаны были в течение 24 часов сдать оружие, боеприпасы и взрывчатые вещества, если они у них имелись. Несдавшие, говорилось в объявлении, будут рассматриваться как враги, борющиеся против, революции с оружием в руках. Характерным было стремление революционных органов не допустить совершения в связи с революцией никаких анархических или преступных актов. Объявлялось, что будет наказываться со всей строгостью не только контрреволюционная деятельность, но и всякие бесчинства, грабежи, порча пищевых и других товаров.

В тот же вечер Рабочий исполнительный комитет опубликовал «Революционное воззвание финляндскому народу». «Пробил великий час революции финского рабочего класса, — говорилось в нем. — Сегодня рабочие столицы отважно низвергли тот темный главный штаб господствующих, который объявил кровавую войну против своего собственного народа». Причины, побудившие рабочих столицы начать революцию, излагались, так: «Члены преступного сената готовили в столице страны гнусное пролитие братской крови и нападение на организованных рабочих. Наряду с этим они, прибегая к государственной измене, обратились к другим монархистским правительствам, прося у них помощи для избиения финляндского трудового народа. Вся свобода и жизнь нашего народа была в величайшей опасности». Рабочие были принуждены восстать «ради своего спасения, равно как и ради спасения всего народа от тех несчастий и бедствий, в пропасти которых народ чуть не очутился благодаря преступной, капиталистической политике», ибо «чтобы захватить в свои руки государственную власть, принадлежащую на самом деле самому народу, сенат нарушал законы. Главной целью сената, по-видимому, было кровавым образом уничтожить рабочее движение, заковать все демократические стремления рабочих в цепи и похоронить все весенние надежды исстрадавшегося народа».

Рабочий исполнительный комитет, «как высший орган революции финского рабочего класса», объявлял, что «вся революционная власть в Финляндии принадлежит организованному рабочему классу и его революционным органам». Сообщалось, что немедленно будет образовано революционное правительство. В воззвании содержался призыв к соблюдению революционного порядка и к решительной борьбе. «Строгий революционный порядок необходимо сохранить при этом в наших руках... Ни малейшего колебания, ни отступления! С коварным вооруженным врагом не следует вступать в долгие переговоры. Рабочую победу следует довести до конца!»

В противоположность разжигаемой белофиннами ненависти к русским войскам, Рабочий исполнительный комитет подчеркивал, что «к русским войскам следует повсюду относиться дружелюбно, ибо сознательные русские товарищи — друзья революционного рабочего класса».

Предвидя, что буржуазия будет запугивать революцией те слои населения, которым в действительности революция должна принести улучшение, Рабочий исполнительный комитет заявлял: «Мирным гражданам, не желающим содействовать врагам рабочего класса, не следует бояться революции. Небогатые люди в деревнях и городах, не верьте той лжи, будто рабочие хотят отнять вашу собственность. Напротив, победа рабочих улучшит и ваше социальное положение.

Сила рабочих — справедливая сила, которая стремится избежать ненужного насилия и страдания невинных людей...

Рабочая революция возвышенна и сурова. Она сурова по отношению к наглым врагам народа, но защищает право всех угнетенных и бедных».

В заключение выражалась надежда, что будущие поколения рабочего народа будут благословлять эту революцию, с которой начнется новая, более счастливая эра для Финляндии.

Однако уже в самом начале проявилась недостаточная быстрота и решительность действий революционеров, которая позволила членам буржуазного сената скрыться. Даже буржуазный автор Э. Хорнборг, отнюдь не сочувствующий революции, отмечает, что «когда руководство красных объявило о революции, оно не действовало с необходимой энергией и быстротой. Ошибкой было то, что немедленно не захватили сенаторов». Сенаторы моментально попрятались и исчезли, хотя находились в Гельсингфорсе. Сенатор О. Талас, например, благодаря содействию медицинского персонала одной больницы превратился в мнимого больного и под именем агронома Сааринена пролежал в больнице до взятия города немцами. Свинхувуд, первое время тоже скрывавшийся в столице, выпустил воззвание от имени «законного» правительства и призвал служащих саботировать мероприятия революционного правительства.

Четыре сенатора, до начала революции выехавшие в Ваасу, чтобы выполнять функции правительства во время гражданской войны, не успели доехать до Таммерфорса, как город оказался в руках Красной гвардии. Но сенатор Я. Кастрен успел телеграфировать из Гельсингфорса начальнику станции Рихимяки, чтобы четырех сенаторов предупредили, что через Таммерфорс следовать нельзя, и обеспечили бы их подводой. На станции Лемпяля сенаторы сошли с поезда и сели в ожидавшие их сани. Группа стоявших поблизости красногвардейцев заметила богато одетых господ, и те слышали, как один сказал: «Вот этих чертей надо бы проверить». Но его беспечные товарищи сочли, что не стоит, и сенаторы укатили. «Не знали красногвардейцы на станции Лемпяля, какую драгоценную добычу они упустили! — замечает по этому поводу в своих воспоминаниях один из этих сенаторов, Талас. — Еле-еле удалось правительству добраться до Ваасы, а если бы в Ваасе не было законного правительства, война могла бы принять другой оборот». Действительно, сенаторы для контрреволюции играли такую же роль, как «законный» наследник престола у одной из сторон в династической войне. Они стали символом «законного» правительства для всех враждебных революции сил. О том, какие последствия имела оплошность красных, не арестовавших сразу же членов сената, можно судить по следующему высказыванию того же Таласа: «Если бы красные действовали тогда посмелее (имеется в виду — в Гельсингфорсе в начале революции. — В. X.), им, вероятно, удалось бы задержать всех членов сената... Арест правительства мог бы оказать такое действие, что война закончилась бы совсем по-другому. Без содействия ваасского правительства Маннергейм вряд ли смог бы добиться в Северной Финляндии такого народного подъема, который был необходим для разгрома красных (буржуазии, как будет показано ниже, удалось восстановить против революции значительную часть дезинформированного и политически отсталого крестьянства Северной Финляндии. — В. X.). Красные, естественно, заклеймили бы Маннергейма как генерала, который прибыл из России и поднял мятеж против «законного» правительства. Поскольку Маннергейм в то время был еще неизвестен финскому народу, такие речи во всяком случае оказали бы влияние на население нашей страны». Так красные из-за неоправданной медлительности, против которой как раз предостерегал Сирола за несколько дней до взятия власти, упустили опаснейших организаторов борьбы против революции.

Руководители буржуазных фракций сейма тоже не были изолированы и поэтому могли вести контрреволюционную деятельность. Они выпустили обращение «к финляндскому народу», в котором поносили революцию как «неслыханное насилие», от имени «большинства народа» выражали энергичный протест против «наглого захвата власти меньшинством» и призывали подчиняться только «законному» правительству. Все это направляло и организовывало силы контрреволюции.

В Гельсингфорсе управление городом временно взял в свои руки