Читать книгу - "Сочинения. Том 4 - Гален Клавдий"

сущности этого метода в понимании Галена в науке ведутся споры. С одной стороны, принято считать, что экспериментальная наука является достоянием Нового Времени, с другой — известно, что Гален не только проводил эксперименты, чтобы подтвердить или опровергнуть ту или иную научную гипотезу, но и публично демонстрировал их. Некоторые историки медицины полагают, что можно с уверенностью говорить о медицинских и естественнонаучных экспериментах не только у Галена, но и у его предшественников — Герофила и Аристотеля[57]. Историки античной науки подчеркивают, что первые физические опыты (эксперименты в современном смысле слова) ставились, по-видимому, ранними пифагорейцами еще задолго до Галена. Так, известно, что пифагорейцы конструировали специальные приборы, с помощью которых «впервые в истории человечества были предприняты систематические опыты, которые имели целью… установление закономерностей и причинных связей в протекании явлений природы, иными словами, эти опыты положили начало научному эксперименту»[58].

Т. Тилеман в своей статье о методологии Галена подчеркивает, что именно отношение Галена к анатомическому эксперименту является основой его полемики, с одной стороны, с врачами-эмпириками, а с другой — с врачами-методистами[59]. Для эмпириков целенаправленный анатомический эксперимент являлся вторжением в область поиска скрытых причин, отвлекающим врача от набора опытного знания[60]. Врачи-методисты, в свою очередь, полагали, что в эксперименте нет необходимости, так как все нужные врачу знания можно вывести из общих теоретических положений и «очевидных» фактов. Гален же настаивал на том, что именно эксперимент является основным источником медицинского знания. Такое открытие Галена, как описание анатомии и физиологии желудочков головного мозга, было сделано благодаря целенаправленному эксперименту[61].

Однако решить, корректно ли применительно к методу Галена говорить об эксперименте в современном (или близком к современному) понимании, можно, только опираясь на текст. В данном случае речь идет об использовании Галеном термина ἀποδεικτικός применительно к научному методу. Обсуждаемый термин происходит от греческого существительного, обозначающего доказательство, и предполагает возможность строгого и однозначного доказательства того или иного положения. Не случайна параллель с геометрией, которую приводит Гален в одном из отрывков. Как мы знаем из сочинения Галена «О моих книгах» (гл. 11), уже в юности будущий великий врач узнал, как глубоки разногласия между представителями разных философских и научных школ, а подчас и внутри одной школы. От того, чтобы стать скептиком пирроновского толка и навсегда разувериться в возможностях познания, его удержали воспоминания об уроках отца, архитектора, заставлявшего мальчика изучать геометрию и арифметику. Эти знания позволили ему сделать следующий вывод: если возможно строгое геометрическое доказательство, значит, возможно и познание[62].

Однако в естественных науках, в отличие от математики, доказательство невозможно без эксперимента, и Гален, как мы видим в его текстах, прекрасно это понимал. Например, как только речь заходит о доказательстве (ἀπόδειξις) местоположения той или иной части души, Гален подробно описывает соответствующий анатомический эксперимент, подчеркивая, что именно он является единственным корректным доказательством данной гипотезы (6.3.2–6.3.4)[63]. В предыдущих частях, где речь шла о «руководящей» (разумной) части души, логика Галена была проста: мы можем доказать логически, что источник нервов является местоположением этой части (большая посылка силлогизма), однако найти сам этот источник (малая посылка силлогизма) и, следовательно, сделать правильный вывод мы можем только посредством эксперимента (см., например, 2.4.19–2.4.24). Так сочетаются у Галена «математическая» логика и знание, получаемое экспериментальным путем. Для понимания методических принципов Галена чрезвычайно важно, что, признавая невозможность провести столь же убедительный эксперимент, как в случае с сердцем и мозгом, для доказательства того, что именно печень является вместилищем «вожделеющей» способности души, он, с одной стороны, приводит объяснение того, почему такой эксперимент невозможен, а с другой — все-таки описывает не столь впечатляющий, но аналогичный и технически возможный эксперимент: «Если перехватить петлей или совсем удалить вену, та часть тела, к которой она ведет, со временем становится более худой и бледной» (6.3.1–6.3.6)[64].

Когда же Гален касается области, в которой невозможно ни доказательство, ни тем более эксперимент, он вынужден признать ограниченность своего метода. Галену свойственно ясное понимание того, что метафизические вопросы научными методами решать невозможно и не нужно. Впрочем, к вопросу о сотворении мира он с этими методами все же приступает.

В конце девятой книги (фрг. 9.8.1–9.9.3) Гален берется доказать существование Творца исходя из анатомических наблюдений. Основным аргументом, подтверждающим его позицию, является для Галена целесообразность устройства человеческого тела и отдельных его органов и систем[65]. Напомним, что позднее (в III веке) подобная аргументация была перенята христианскими апологетами. Так, например, св. Дионисий Великий в своем трактате «О природе», фрагменты которого дошли до нас в составе сочинения Евсевия Кесарийского «Преуготовление к Евангелию»[66], ссылается на целесообразность устройства человеческого тела как на доказательство и существования, и мудрости Творца, причем упомянутые им аналогичные выводы врачей, которые тщательно исследовали органы и расположение внутренних частей человеческого тела (Praeparatio Evangelica, 43.1), могут указывать на знакомство (непосредственное или опосредованное) с сочинениями Галена[67]. Более того, данная традиция восходит к Платону, на которого многократно ссылается в подтверждение подобных рассуждений Гален[68]. «Демиург»[69], он же «Мировой Ум»[70] и «Бог»[71], в диалоге «Тимей» обретает доказательство своего бытия в совершенном и целесообразном устройстве этого мира и нашего тела[72]. В этом и других поздних диалогах Платон, по сути, впервые предложил некое подобие монотеистической религиозно-философской системы. Можно было бы ожидать, что Гален (тем более в сочинении, посвященном учению «божественного» Платона, как он его называет[73]) укажет, что его подход во многом совпадает с философией Платона. Однако этого не происходит (может быть, потому, что Гален не считает уместным детально обсуждать данные проблемы в рамках научного метода).

Подход Галена к пониманию природы Бога сходен с подходом к пониманию природы души[74]: опираясь на явные свидетельства, мы можем не только с уверенностью сказать, но и научно доказать (следовательно, имеем право говорить об этом в научном сочинении), что Бог (как и душа) существует, но ничего не знаем и никогда не сможем точно узнать о Его (Бога) природе или материи (если последний термин вообще применим к Нему)[75]. То же самое верно относительно взглядов Галена на природу души[76]. Более того, исследование вопроса о природе Божества, чем бы Оно ни являлось, Гален считает совершенно бесполезным для медицины и этики — в отличие, например, от представлений о божественном Провидении, которые он считает важными для разрешения этических вопросов (9.7.9–9.7.16). Гален, по-видимому, уверен, что и Платон считал такие