Читать книгу - "Ё-моё! - Гарри Яковлевич Бардин"

Мне нечего было скрывать от коллег. Например, я получал гонорар за снятую рекламу. Мы садились за стол, и я докладывал им о полученной сумме. Можно разделить ее между нами или купить осветительную аппаратуру. Что важнее? Решали купить аппаратуру. Мое счастье, что все были единомышленниками.

Вскоре у нас появились кинокамеры. Мы становились настоящей киностудией. Приобрели два звукомонтажных стола. Все, как у взрослых. Надо было думать о большом проекте.

Эйфория перестройки сошла на нет…

Уже пережили ГКЧП. И вот — 1993 год и бунт черни. Думаю, именно так мог бы назвать события 1993-го Пушкин…

Я взял на себя обязанности продюсера. На мне лежала ответственность поиска средств на будущий фильм. Пытался дозвониться до председателя Госкино Армена Медведева, но тщетно. Что делать? Кому повем печаль мою? Кто может решить мои проблемы? Ну не Борис Ельцин же?

И вдруг вижу по телевизору, как Геннадий Бурбулис — второй человек после Ельцина — общается с актрисой Вероникой Кастро.

В голову пришла идея уровня Остапа Бендера.

На следующий день я позвонил в администрацию президента и попросил соединить с Бурбулисом. Мне ответили, что он очень занят. На что я внаглую сказал: «Вы знаете, если у него нашлось время для второразрядной актрисы Вероники Кастро, то для перворазрядного российского режиссера, надеюсь, найдется».

После чего продиктовал свой номер телефона и положил трубку. На такую наглость можно пойти только от отчаяния. И я на нее пошел.

Буквально через пятнадцать минут раздался звонок:

— Это Геннадий Бурбулис. Мне нужен Бардин.

— Здравствуйте, Геннадий Эдуардович!

— Вы хотите встретиться со мной?

— Да, хочу.

Последовал провокативный вопрос:

— Для вас седьмое ноября — это праздник?

— Да нет.

— Тогда приходите седьмого ноября в 12:00.

— Куда?

— Как куда? В Кремль.

И вот наступил «день седьмого ноября — красный день календаря».

Я пробираюсь через еще не застроенную Манежную площадь, где упертые коммуняки размахивали красными флагами. Их, к сожалению, было много.

Но выход на Красную площадь был перекрыт грузовиками. И для коммуняк, и для меня. Я подзываю милиционера, который еще так назывался, и говорю ему, что мне надо в Кремль, к Бурбулису.

— Стойте здесь! — говорит мне страж и куда-то уходит.

Я стою. Ко мне подходит капитан.

— Вы к кому?

— К Бурбулису.

— Стойте здесь! — и уходит.

Следующим по званию должен был стать майор. Он и появился.

Сказал, что и предыдущие.

И вот, наконец, появился подполковник.

Только ему власть доверила провести меня до Спасской башни.

Куранты начали свой перезвон, чтобы оповестить мир о том, что ровно в 12:00 провинциальный мальчик пройдет по брусчатке Красной площади.

И это случилось!

Я один иду по Красной площади.

Рядом моя личная охрана — подполковник.

Доходим до Спасской башни.

Подполковник обращается к дежурному:

— Посмотри! Есть в журнале Бардин?

— Есть! — отвечает дежурный.

Тогда подполковник обращается ко мне:

— Разрешите идти?

Я дал себе волю и милостиво махнул ему рукой, как опытный царедворец:

— Свободен!

Я прошел в Кремль. Геннадий Бурбулис занимал кабинет Брежнева. Я никакого трепета в себе не чувствовал.

Мы проговорили с Бурбулисом около двух часов. Обо всем. О положении в стране. О кино. О мультипликации. О моих проблемах. Расстались друзьями. Это — правда. Потом мы были с ним на «ты» и стали друзьями.

На следующий день на студию позвонил Армен Медведев:

— Я слышал, что вы были у Илюшина?

Илюшин в те годы занимал должность первого помощника президента.

— Нет. Я был у Бурбулиса.

— Тогда тем более заходите.

С Арменом Николаевичем Медведевым мы тоже стали друзьями до послед­них дней его жизни.

Это был чрезвычайно эрудированный, умный и остроумный человек, который знал про кино все. Я его называл жестким диском отечественного кинематографа. Личности такого масштаба сегодня на кинематографическом горизонте не просматриваются.

Армен Медведев дал отмашку, и я стал готовиться к запуску моего нового фильма «Кот в сапогах».

Трудно высказать и не высказать все, что на сердце у меня

Каждый фильм для меня — повод для высказывания. О чем я хотел высказаться в новом фильме «Кот в сапогах»?

Шел 1994 год. Постепенно выхолащивалась эйфория перестройки. И немудрено! В мире накопился огромный опыт по переходу от феодализма к капитализму, а опыта перехода от социализма с его плановым хозяйством к капитализму почти не было.

Польша, Венгрия, Чехословакия, Прибалтика, будучи небольшими по территории и с населением, которое еще помнило, что такое капитализм, пошли более решительно по пути рыночной экономики.

Мы же стояли на одной, еще коммунистической, ноге, не зная, куда поставить другую. Российское самосознание имело генетически крепостное право. А потом — сталинское желание загнать железной рукой людей в счастье. И он загонял, только вряд ли можно это сегодня назвать счастьем. До сих пор немало граждан тоскуют по сильной руке и ставят тирану памятники в городах России.

Народ, будучи в основной своей массе невежественным и покорным, не разобравшись в ситуации, поспешил назвать демократию «дерьмократией» и потянулся в прошлое с гарантированной пайкой.

Мои сограждане не использовали данный им сверху исторический шанс и повыбирали в руководящие органы страны не самых умных, не самых порядочных, а прохиндеев и популистов.

Реформы в России всегда буксуют, реформаторов взрывают и убивают, потому что всегда есть желающие ничего не менять. А я-то так надеялся, что даже снял фильм «Серый Волк энд Красная Шапочка». Я был так же наивен, как Виктор Цой, который пел: «Перемен, мы ждем перемен!» Цой не дождался. Я еще жду…

Так вот, возвращаюсь к фильму «Кот в сапогах». Мне никогда не была близка ментальность героев русских народных сказок. То ли Иван-дурак, то ли Емеля и им подобные лентяи, лежа на печи, ждали чуда и получали его в финале, не ударив палец о палец.

И я решил проследить судьбу такого «героя», которого доставшийся ему с гуманитарной помощью Кот переносит в средневековую Францию.

Иван Карабасов, как я его обозвал, получил все, но за неблагодарность и хамство был отправлен обратно в Россию, чтобы продолжить пить водку и ждать гуманитарной помощи. Так, вкратце, выглядит сюжет.

Изобразительно я хотел столкнуть грустный российский пейзаж с осенней болотистой почвой с хоромами французского короля.

Мой художник Аркадий Мелик-Саркисян успешно справился с этой задачей в своих эскизах и персонажах.

В музыкальном плане я хотел использовать в начале и в конце тоскливую русскую балалайку, а середину насытить классической